Три главных книги Чехова
Писатель Владимир Сорокин
«Дом с мезонином»
«О вреде табака»
«Дядя Ваня»
Первый текст — это чеховский бренд, квинтэссенция Антона Павловича. Для меня это демонстрация чеховского арсенала, я им наслаждаюсь как совершенным продуктом. «О вреде табака» — это самая грустная и безнадежная чеховская вещь. Здесь можно говорить о рождении нового персонажа в русской литературе. И наконец «Дядя Ваня» — тоже чеховский бренд. Здесь он выступил как учитель химии русской дачной жизни. Эта громоздкая формула занимает всю доску. И Чехов тут безнадежный учитель гимназии, над которым подсмеиваются, а он пишет эту формулу. До этого были попытки у Тургенева вывести нечто подобное, но авторское право — за Чеховым.
И для меня есть еще четвертый текст — это «Человек в футляре». Рассказ, в котором описана латентная шизофрения русской провинциальной жизни. Персонаж — интроверт, школьный учитель. Из него во многом вырос «Мелкий бес» Сологуба, а из Сологуба — Мамлеев. В появлении такого персонажа — тоже открытие Чехова.
Артист Сергей Светлаков
«Толстый и тонкий»
«Злоумышленник»
«Вишневый сад»
Для меня эти три вещи были самыми вкусными. Я в детстве очень любил маленькие рассказы Чехова, потому что в детстве нужно все и сразу, а там это есть. Что касается «Вишневого сада» — это был первый спектакль, на котором я заревел. Это была постановка в Екатеринбурге, в нашем театре драмы, с музыкой из Pink Floyd. И весело и грустно в этих трех произведениях.
Сценарист, режиссер, телеведущая Авдотья Смирнова
«Жена»
«Княгиня»
«Три года»
Потому что они все три описывают экзистенциальный ужас повседневности. Они все про безнадежность в жизни и про смирение перед этой безнадежностью. «Три года» во всяком случае.
Поэт Дмитрий Воденников
«Скучная история»
«Чайка»
«Каштанка»
Первый текст люблю за одно из самых лучших описаний бессонницы. Второй — за ощущение, что где-то когда-то можно быть счастливым. Третий — за то, что все время путаю его с «Муму». Мне все время кажется, что это должен был написать Тургенев…
Политический деятель, писатель Александр Проханов
«Ионыч»
«Дом с мезонином»
«Свадьба»
Есть некая тайна, связанная с восприятием Чехова моим поколением. И я понял, с чем эта тайна связана: его герои через несколько лет превратятся в персонажей русской революции и гражданской войны. Все эти студенты, телеграфисты, которые флиртуют с барышнями, могли нарядиться в длинные шинели ЧК и расстреливать тех же барышень. Или Ионыч — рыхлый, сытый, помешанный на деньгах холостяк и циник. Революция могла бы его превратить в губернского вождя временно образованной белой республики. Мисюсь могла стать сестрой милосердия и ехать в тифозном вагоне. Вся чеховская драматургия разворачивается накануне другой, еще не ведомой им, но предчувствуемой русской драмы. И когда я читаю Чехова, то примеряю на одного буденовку — на другого черную куртку чекиста.
Художник Анатолий Осмоловский
«Три сестры»
«Вишневый сад»
«Исповедь, или Оля, Женя, Зоя»
Чехов, конечно, не может не нравиться, поскольку это выдающийся профессиональный писатель, драматург с заслуженным мировым именем. Но для меня лично он представляется излишне рациональным. Мне нравятся писатели, которые были тесно связаны с историческими событиями своего времени. А Чехов — он над временем и скорее выступает наблюдателем. Его пьесы — точные наблюдения над предреволюционной действительностью. И такая позиция мне кажется слишком стерильной.
Игорь Шулинский, главный редактор Time Out
«Дама с собачкой„
“Дядя Ваня»
Фраза, приписываемая Чехову: «Короленко не может быть гениальным писателем, потому что он никогда не изменял своей жене».
Не имеет смысла писать романы, когда есть «Дама с собачкой». Здесь все достаточно. «Дядя Ваня» — вид изнутри на интеллектуала, с болью, иронией, издевкой, и все равно — с любовью. Чехов, наверное, один из первых примеров имморальности в русской литературе. До свидания, разумное, доброе, вечное.