Новый роман Виктории Токаревой «Одна из многих»
Виктория Токарева свой первый рассказ «День без вранья» написала еще в 1964 году. В 1968 году по рассказу был поставлен
фильм «Урок литературы». Ее работа в кино стала очень успешной: по ее сценариям сняты культовые фильмы «Джентльмены
удачи» и «Мимино». Именно Токарева, которая не пишет романов, а ее повести редко оказываются длиннее ста страниц, стала первопроходцем в жанре легкой городской иронической прозы, в котором сейчас работает добрая половина современных литераторов. Ее новая книга «Одна из многих» — в чем-то смешная, в чем-то грустная история провинциальной девушки, которая пытается завоевать Москву. Или хотя бы просто найти свое счастье.
Героиня вашей книги «Одна из многих» —
девушка из деревни Мартыновка Мелитопольской области. Тяжело было писать про молодую девушку из провинции?
Нет, вы знаете, мне кажется, что во мне есть
эта душа. Я, конечно, не девчонка из села Мартыновка, я достаточно взрослая жесткая тетка, но я могу понять свою героиню.
Девушки поменялись за последние 40 лет?
Я живу в писательском поселке. В нескольких километрах от нас находится хутор Ильичевка, откуда никогда не вывозят мусор.
Там есть пруд, в котором гуси плавают, там стоят старые деревянные сараи. И вот оттуда на дискотеку в санаторий ФСБ отправляются девушки. Мне кажется, что они выходят из глянцевых журналов. Они хорошо
одеты, накрашены, они просто роскошны. И эти красавицы с хутора Ильичевка идут танцевать с солдатами. Сейчас молодежь вся отлично одета, по-хорошему наглая.
Героиня «Одной из многих» говорит, что «мужья делятся на две категории — никчемушники и кошельки. Никчемушники садятся на шею и едут. И ты везешь за двоих. Это тяжело». Других вариантов нет?
Вы знаете, я недавно смотрела по телевизору
сюжет про цыган. Они никогда не разводятся. Просто нельзя. И еще у них самая любимая работа — петь и плясать. Мне вдруг стало так завидно, я всю жизнь работала, а оказывается, можно просто жить, как птицы. И никогда не разводиться. Вот когда есть закон — никогда не разводиться — то женщина уверена в завтрашнем дне.
Откуда вы берете сюжеты книг?
Ну здрасьте, что значит «откуда»? Во-первых, есть такое нескромное слово «талант». Благодаря ему писатель собирает сюжеты, как пчела мед с цветов. Пчела сначала летает, то на один цветочек сядет, то на другой, и только потом
мед появляется. Вот так и я работаю.
В опросе для книжного номера журнала Time Out вы сказали, что Бориса Акунина сложно назвать писателем. Почему
Я слышала интервью с Акуниным по телевизору, он сам себя писателем не считает, он называет свои книги бизнес-проектами. Мне стыдно признаться, но я читала его очень мало. Это не моя литература.
Кого вы считаете писателем сегодня? У кого есть язык?
Язык есть у Довлатова. Я иногда читаю молодых. Есть один очень талантливый парень, лимоновец, но фамилию не помню. Дело ведь не в том, что именно человек пишет, а в том,
как он как пишет. В России литература никогда не иссякнет. Как пример могу привести «Венерин волос» Михаила Шишкина.
С мужчинами разобрались, а кто вам нравится из писательниц?
Настоящие писательницы — это Улицкая и Петрушевская, я с ними дружу и ими восхищаюсь. Я совершенно лишена чувства зависти и соперничества по отношению к ним. Я очень
люблю Улицкую как писательницу и как человека. Она высокоинтеллектуальная, ничего не делает напоказ, чтобы эпатировать публику.
А если взять тех, кто работает в жанре детектива?
Эти девушки, Донцова, Маринина и Устинова, это совершенно другой отсек. Они все три милейшие. Например, Донцова — такая нежная, приветливая. С ней поговоришь, потом неделю будет хорошее настроение. Очень приятная. А Маринина умная, гордая, значительная. Устинова совершеннейшая прелесть, умница. У Жванецкого есть выражение: люди собираются там, где что-то происходит, а раз эти книги читают тысячи
человек, значит, что-то происходит. А что может происходить? Талант. Но это другой отсек.
Вы много писали в 70-е годы для кино. Почему сейчас меньше пишете сценариев?
Недавно в клубе «Эльдар» праздновалась годовщина какого-то фильма, и были приглашены все старые комедиографы. И стало понятно, что 70-е годы — это был расцвет кинематографа. Сейчас — декаданс. Все эти сериалы — это не кино, это продукт. Нет, есть несколько отличных сериалов, например, «Штрафбат» по сценарию Володарского и «Идиот» Бортко. Я иногда смотрю сериалы, чтобы отдохнуть. У меня есть кот породы дымчатый леопард, так он садится со мной у телевизора и смотрит сериалы. И я иногда задаю
себе вопрос, понимает он что-нибудь или нет, а
потом думаю, что эти сериалы и кот поймет.
А почему режиссеры эпохи расцвета сейчас не снимают гениальных фильмов?
Старые уже. Кино ведь напрямую связано с возрастом. У писателей век дольше, Толстой до 80 лет хорошо писал. А у режиссеров аккумулятор садится.
В литературе 1970-х был расцвет?
Там были блестящие имена. И сейчас, я думаю, начнется возвращение к советской литературе. К Трифонову, Тендрякову.
К Трифонову или к роману «Цемент» Федора Гладкова?
Нет, я думаю, «Цемент» никогда и никуда не вернется. А Трифонова будут снова покупать и читать. Хочется настоящей литературы.
Как вы работаете?
Я пишу перьевой ручкой Parker, чернилами Parker, на прекрасной бумаге с водяными знаками. А потом перепечатываю на машинке
«Континенталь» 1904 года. Говорят, что именно на этой машинке работала секретарша Ленина Фотиева. Но за последние 40 лет эта машинка привыкла ко мне и стала немного мной, от Фотиевой там ничего не осталось.
Кого вы сейчас читаете?
На моей тумбочке лежат: Войнович, Зингер,
Довлатов. Войнович — мой учитель, Зингер —
просветитель, а Довлатов просто тянет к себе.
В чем, по вашему, успех Довлатова?
У Пушкина есть программные строчки:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Довлатов полностью соответствует этим трем пунктам.
А какие пункты соответствуют вашей литературе?
Милость к падшим, мои герои не пьющие, но
страдающие. Плюс ирония. Ирония — это мировоззрение. Желание быть услышанным и понятым — вот пусковая кнопка всякого творца.