Хрусталь (2018 год)

Минск, 1996 год. Эвелина (Алина Насибуллина), обладательница эффектного синего парика и модного кассетного плеера, подрабатывает диск-жокеем на подпольных столичных рейвах и мечтает уехать на родину хауса — в Америку. На деньги мамы-музейщицы (Светлана Аникей) и бойфренда-торчка (Юрий Борисов) она приобретает липовую бумажку с места работы и подает на визу, да вот беда — указанный ею номер, по которому будут проверять подлинность справки, по ошибке ведет к незнакомым людям в село Хрустальное. Веле ничего не остается, как отправиться в глубинку, чтобы перехватить звонок из посольства и осуществить мечту. Редко когда фильмы из соседней Беларуси доходят до нашего проката, если это не копродукция. Еще реже (то есть почти никогда) о них говорят в категориях «оскаровского» и культового кино. В этом смысле судьба «Хрусталя», полнометражного дебюта 38-летней уроженки Минска Дарьи Жук, — явление уникальное, как ни крути. Подобно своей героине, Дарья тоже когда-то вырвалась за границу в поисках себя: сначала изучала экономику в Гарварде, потом — режиссерское ремесло в Колумбийском университете. До недавнего времени на ее счету было лишь несколько короткометражек, хорошо принятых на кинофестивалях от SXSW в США до минского «Лістапада». Сегодня у Жук — статус новой надежды белорусского кино и ворох профессиональных наград. Гран-при в Одессе и Алма-Ате, главный приз конкурса «Копродукция. Окно в мир» в Выборге и приз зрительских симпатий на «Меридианах Тихого» во Владивостоке — вот далеко не малый список побед «Хрусталя», торжественно прошествовавшего по кинофестивалям этим летом. От киносмотров не отставали и СМИ: «главный белорусский фильм поколения 90-х» («Афиша Daily») и «этапный фильм о наших девяностых» (film.ru) — лишь некоторые из эпитетов, которыми наградили картину и ее постановщика журналисты. Ну, а как еще, спрашивается, отзываться о ленте, ради которой в Беларуси впервые за 22 года собрали оскаровский комитет, чтобы отправить на соискание премии за лучший иностранный фильм? Сыграет ли все вышеперечисленное на руку фильму и его создателям в погоне за статуэткой, впрочем, не так уж важно (думается, что нет). Интереснее понять, почему не самая распиаренная и далеко не новаторская в плане киноязыка картина изначально вызвала такой ажиотаж у самой разной публики. Частично ответ кроется в том, что в «Хрустале» умудрились сойтись несколько популярных тенденций последнего времени: мода на ностальгическое кино и эстетику видеопроката, эффектный национальный колорит и переоценка неочевидного исторического прошлого его непосредственным участником. 90-е годы в этом смысле идеальный период по всем параметрам, и Жук выбрала его в качестве фона своей истории не случайно: богатый на фриковатых героев и неотрефлексированную трагедию целого поколения, он как нельзя более точно ложится на романтический сюжет о девочке Мальвине в погоне за недостижимой мечтой. Закономерно, что картина выстрелила именно на постсоветском пространстве: в Украине, Казахстане и России, где тысячи таких же как Веля девушек и пацанов когда-то переживали схожие чувства по отношению к внезапно изменившейся действительности — и мечтали от нее поскорее сбежать. Жук получилось уловить это настроение тотального нае**лова и обманутых надежд, ощущавшееся после развала Советского Союза и — что немаловажно — грозящее уже современной российской молодежи. К сожалению, успешное попадание в дух времени, и обеспечившее ленте повсеместные восторги, в пространстве самого фильма оборачивается дешевым, порой непростительным популизмом, напрочь перекрывающим прочие стилевые удачи картины. То ли от страха остаться непонятой, то ли по неумению интонировать, Жук заставляет своих героев проговаривать чудовищные по своей пошлости фразы, будто позаимствованные у представителей «Единой России» («Жить нужно на Родине», «Нет работы — найди нормального мужика»), а титры и вовсе пускает под скандирование слова «свобода», якобы случайно залетевшее в кадр с митингующих улиц Минска 1996 года. Парадоксально, но кажется, что выйди «Хрусталь» лет двадцать назад — и сейчас он бы стоял в одном ряду с «Братом» в числе важнейших картин своего времени. Однако сегодня попытка навязать этому смелому на уровне задумки, но анахроничному в своих методах фильму культовый статус демонстрирует лишь близорукость киносообщества, равно как и неспособность большинства современных режиссеров работать в русле небанального политического высказывания. Обиднее всего, что где-то в «Хрустале» скрывается по-настоящему живое и остроумное кино в духе Кустурицы и Хлебникова, где персонажи не говорят лозунгами и не хлещут водку в рапиде, а проживают свои хрупкие, почти что хрустальные судьбы без оглядки на текущую повестку и громкие слова. Впрочем, чтобы снять такое кино, надо было, наверное, остаться на родине.