Ральф Гибсон “Пройденное”

Техническую часть фотографии Гибсон изучал в военно-морских силах, недолго учился в фотошколе (пока деньги не закончились) и успел поработать ассистентом у великих — Доротеи Ланг и Роберта Франка.

Он придумал и сделал одну из первых фотокниг — «…эта история никого поначалу не заинтересовала, тогда я издал ее на свои деньги, и книга стала очень популярной». Фотографирует Гибсон именной красной «Лейкой», выпущенной тиражом 50 экземпляров — у него нулевой номер, а любой другой экземпляр из серии могут приобрести все желающие на сайте фотографа. Там же можно прослушать его музыку и увидеть бесконечный список музеев и коллекций, где хранятся его работы.

В отличие от многих ровесников-коллег, рано выбравших специализацию и следовавших ей практически всю жизнь, Гибсон утверждает, что «может фотографировать все». Подо всем он подразумевает не людей, улицы или репортаж — а объемы и тени. Настоящий и бескомпромиссный формалист — Ральф Гибсон ищет не сюжеты, а совершенство линий и форм. Его работы не слишком сильно изменились за полвека — в начале 1960-х они были так же точны и холодны, как и сегодня.

На протяжении четырех дней своих мастер-классов в школе фотографии имени Александра Родченко он пытался научить видеть свет, «который никогда не бывает плохим», и разбираться в себе: «Необходимо создать внутреннюю атмосферу — начать думать, как фотограф». При этом энергично бегал по коридорам и аудиториям, расставлял моделей, благожелательно рассматривал портфолио.

Вы говорили, что если хорошо напрячься, можно сфотографировать пустоту. А сами пробовали?

Точнее, я говорил, что если бы я был достаточно хорош, то смог бы. Но сам-то я знаю, насколько я хорош и насколько способен стать лучше. Сейчас, может быть, мне удалось бы сфотографировать половину пустоты — не больше.

Процесс совершенствования кажется бесконечным — тем более что многие фотографы сохраняют активность до весьма преклонных лет. В чем секрет фотографического долголетия?

Я не пью, не курю, каждое утро занимаюсь йогой и не делаю ничего такого, что мне неинтересно. Самое любимое место — моя студия, и для того, чтобы ее покинуть, нужна серьезная мотивация.

Настоящий эгоист?

Эгоцентрик. Да, и делаю только то, что мне интересно. Если бы мастер-классы не были полезны мне, ни за что бы не преподавал.

Вы фотографировали в Москве в прошлый раз?

Сделал несколько интересных снимков «ню» во время мастер-класса.

В мире так много фотографий — вы не боитесь повториться, когда, например, делаете «ню»?

Ну, знаете, искусство существует две с половиной тысячи лет, и ничего, работают люди…. Есть фотографы, которым нужны всякие происшествия, некоторые ездят на войну, в разные экзотические страны. А мне нужно то, что я называют событие, нужно что-то увидеть. Я радио, а не мелодия. Фотография — только способ транслировать реальность.

Родченко тоже сделал первые свои гениальные снимки, не выходя из квартиры. Простота — свойство великих фотографов?

Я не знаю, что такое великий фотограф. Вообще-то я не интересуюсь фотографией, только — искусством. Мне интересен Малевич, а не Бальтерманц. Я люблю музыку, балет, множество разных вещей.

(Студент пытается вмешаться в разговор, но Гибсон вежливо останавливает его: «Все вопросы в классе, я работаю со всеми, никакого индивидуализма. Я коммунист — я за коммуну».)

Вы что ж — действительно коммунист?

(Усмехается.) Знаете, во Франции это называется «гош-икра» (левак-буржуй — Прим. Time Out).