Андреас Гурски

Созданный Андреасом Гурски мир потрясает цветом и размерами. Он позволяет простому смертному увидеть недавно еще недоступное, почувствовать себя то ли космонавтом, то ли Гулливером, то ли даже создателем всего этого великолепия.

Многотысячные рейвы, бесконечные пространства гипермаркетов, забитые людьми пространства олимпийских стадионов, фондовых бирж, цепи тропических островов — со стороны выглядят так, будто мир действительно театр, а люди в нем — тщательно исполняющие предписанные роли актеры.

Глядя на детально структурированные, идеально сбалансированные работы, трудно поверить, что действующие в них лица составляют все эти чудесные мизансцены без участия грамотного постановщика массовых действий. Единственная аналогия кружевам, в которые сплетаются на огромных принтах люди, пляжные зонтики, товары на полках магазинов, коровы, — тщательно отрепетированные красочные парады, которые так любят в тоталитарных странах. Порожденный новейшими технологиями и глобализацией, метод Гурски идеально подходит для воплощения красы тоталитарных утопий: Северная Корея — одна из любимых площадок фотографа.

То, что делает Гурски, невозможно назвать документально точным воспроизведением действительности — это умные, сложные, многодельные, идеально подогнанные компьютерные монтажи. Но, сохраняя плоскость картины, художник жертвует в них лишь перспективными построениями и расстояниями, в остальном он практически не отступает от правды жизни. Удивительно, но, создавая фантастические театрализованные миры, в которых на огромных площадках действуют тысячи персонажей, он следует своим великим учителям в дюссельдорфской академии художеств, пропагандистам красоты подлинной, не придуманной жизни — Берндту и Хилле Бехер. Изобретенный Гурски метод — во многом продолжение их работ, только фотографирует он не отдельные объекты, а одушевленные и неодушевленные стада самых разных населяющих планету существ и предметов.

Как многие глобальные начинания, невероятная, почти сенсационная мощь этих работ может лишь удовлетворить бесконечно возрастающий визуальный голод, ненасытную страсть ко все более эффектным зрелищам. Работы Гурски напоминают о многонаселенных фресках Возрождения — только в них живут и действуют не гении и титаны, а обычные люди, и не легенды творят, а перерабатывают ресурсы. Огромные изображения напитаны человеческим высокомерием: расположившегося на высоте фотографа не интересуют отдельные личности — только узоры и орнаменты из сотен тел, которые он складывает в свои почти абстрактные произведения. Получается красота невероятная, но совершенно безжалостная — а что делать, ведь и на самом деле этот мир придуман не Андреасом Гурски.