Шарманка
О спектакле
Малоизвестная пьеса Платонова о буржуях и социалистах.
Михаил Ефремов рискнул вернуться к собственному замыслу двадцатилетней давности: впервые поставить на сцене малоизвестную пьесу Андрея Платонова про то, как один буржуйский профессор приехал в эсэсэсэрию, чтобы за любые деньги купить для усталого Запада боевой социалистический дух.
Примерно тогда же — в середине 80-х — Генриетта Яновская выпустила лихой, жесткий, черный и обожаемый детьми спектакль «Гуд-бай, Америка!» про другого буржуя — мистера Твистера, приехавшего полюбоваться на тот же самый дух. Мало ему не показалось. Платонов куда более открыто, чем Маршак, поиздевался над совковой демагогией, позволявшей кормчим управлять стадами энтузиастов. И, скорее всего, на заре перестройки его горький сарказм смог бы расшевелить всепонимающую публику «Современника». Платоновские перлы (а цитировать можно буквально каждую реплику) ушли бы в народ и на газетные заголовки. Но момент явно упущен.
Видимо, для Платонова театр был жанром не искусства, а агитации. В его пьесе много ударных фраз, но развития ни сюжета, ни мысли нет никакого. Каждый следующий эпизод — яркая иллюстрация чудовищного вранья, которым пудрили мозги массам. Настолько яркая, что режиссер Ефремов не захотел отказаться ни от одной из них. И с помощью сценографа Евгения Митты с упоением представил зрителям эти иллюстрации. Наверное, авторам показалось, что уже пора народу напомнить, как все было на самом деле в том прекрасном далеко, куда нас вновь направляют.
На сцене — персонажи, будто сошедшие с экрана герои александровской «Волги-Волги»: энтузиаст-изобретатель Алеша (Шамиль Хаматов), девушка-певунья Мюд (Клавдия Коршунова), сытый бюрократ Щоев (Никита Высоцкий), его практичный прихлебатель Евсей (Артур Смольянинов) и прочие «типы». Только сыграны они грубее и злее. Вернее, не сыграны, а изображены. Причем ярче других получились те, кто и не персонаж вовсе, а просто арт-объект: сконструированный Алешей робот с водопроводным краном на причинном месте и скелет коровы, тоскливо завывший под занавес. Смотришь спектакль как передвижную выставку: один шарж сменяет другой, но даже в комикс все это не складывается. Слишком очевиден финал.