ХХ век в Русском музее

Решение устроить супервыставку отечественного искусства ХХ века в далеком Царицыно может удивить — редкий зритель добирается до экспозиции Третьяковской галереи, посвященной тому же периоду.

Она, конечно, от главного здания с любезными народу Аленушкой, богатырями, полями ржи и вечным покоем тоже решительно отделена — но все же от Лаврушинского переулка до Крымского Вала поближе будет. Да и сам восстановленный из руин, практически новодельный дворец в Царицыно — сильное зрелище, не всякий эстет выдержит. А до авангарда и прочих радостей ХХ века в нашем потерпевшем несколько смен художественного курса отечестве пока дошли в основном интеллектуалы.

Неизвестно по какой причине, но для выставки в Москве Русский музей бесстрашно оголил свои стены — их покинули шедевры Врубеля, великолепная обнаженная Ида Рубинштейн кисти Валентина Серова, роскошный автопортрет и портрет П. П. Кончаловского Ильи Машкова, отчаянно-примитивистская «Венера» Михаила Ларионова, суровые «Евангелисты» Натальи Гончаровой, «Прогулка» Марка Шагала. Не поскупились на дефицитный, исправно приносящий музею валюту авангард — на выставке будут лучшие произведения Малевича, Кандинского, Татлина, Розановой, Филонова, Поповой. Не увлекаясь подробно хронологией, кураторы Русского музея соединили авангард начала века с оттепельным суровым стилем, либеральными новациями времен застоя, подрывавшими соцреализм изнутри, и работами нонконформистов: Кабакова, Булатова, Чуйкова. В отдельную историю выделили развесистый соцреализм с его многометровыми шедеврами: «Колхозным праздником» Аркадия Пластова, решительной «Обороной Севастополя» Дейнеки, огромным пятиметровым полотном Василия Яковлева «Старатели пишут письмо товарищу Сталину», не ко времени эротичными, готовыми к труду и обороне девушками Самохвалова.

Сравнение с экспозицией главной московской сокровищницы на Крымском Валу хромает: питерцы были активнее и бойчее. Обошли москвичей и в приобретении практически запрещенного некогда авангарда (бывший директор музея, легендарный Василий Пушкарев, спасал шедевры, почти тайно хранил, не допускал диких обменов картин на письма классиков марксизма, от которых пострадали запасники Третьяковки), и художников-эмигрантов, и даже — как ни странно — вполне себе разрешенного позднего соцреализма. И под самый конец столетия питерские кураторы снова обогнали москвичей, приняв щедрый дар кельнского музея Людвига — роскошное собрание современных западных художников и отечественных звезд-нонконформистов. Работы Пикассо, Джаспера Джонса, Раушенберга, Люперса, Томбли, Уорхола, Йозеф Бойса дают неожиданные ориентиры (тем, кто на минутку забыл, куда в то же время шло мировое искусство), но, в основном, добавляют сумятицы в из без того до предела сумбурный российский художественный век.