“Легенда о любви” Меликов. Дирижер В. Папян
О спектакле
Это спектакль о дикой боли чувства и задавленной ярости страсти.
27 декабря Ульяна Лопаткина будет танцевать в "Легенде о любви", и это спектакль не о мечтательной романтике и грезах, привычных для балета, а о дикой боли чувства, задавленной ярости страсти, о том, как любовь выжигает сердце и остается один лишь жаркий пепел.
"Легенда" самый сильный советский послевоенный балет (1961), самый личный знак оттепели. Николай Григорович взял за основу восточную сказку турецкого коммуниста Назыма Хикмета. Две сестры, одна смертельно больна, и только красота другой — царицы — может ее излечить. Шахиня, Мехмене Бану (Ульяна Лопаткина) жертвует красотой, нежная Ширин (Дарья Сухорукова) выживает, но дальше начинается драма: во дворце появляется юный и прекрасный Ферхад (Евгений Иванченко), и обе влюбляются. Естественно, сердце пульсирующего молодостью красавца принадлежит Ширин. Тайные свидания, попытка бегства, погоня, беглецов ловят, Ферхад отправляется прорубать гору, чтобы найти воду для страждущего народа. Кончается народным счастьем — иного в начале 60-х быть и не могло. Но действительный финал — сраженная Мехмене.
Григорович создает парадоксально романтичный балет: все личные высказывания — лишь миражи, идущие под музыку квартета за сценой, действие в этот момент останавливается. Но в этих миражах — борьба за сердце. Никакой доброты и всепрощения. Мехмене жаждет любви и не может простить. Григорович говорит обо всем телом, прогибом и проломом пластики. В балете есть невероятные хореографические шедевры, например, сцена погони — пластическая фуга, где все жестко закручено и движется линиями тел. Это апофеоз точности построения монументов, жестких и натянутых. Но в погоне есть и другое — личная драма, вторая и самая важная часть балета. Шахине предан великий визирь, безответно и всецело. Его кованая пластика в исполнении Ильи Кузнецова — знак мужской верности и силы. Мехмене любит юного, но ради мести сестре ей нужна поддержка, и на вершине погони в том же потоке движения случается ее дуэт с визирем. Эти статуарные, неистовой красоты поддержки — лучшая советская пластика, без преувеличения. Мехмене отдается, но затем выхлестом ноги отталкивает визиря. Каждый, знавший, что такое роман отчаяния и мгновенно наступающее презрение к себе за слабость, поймет эту сцену.
В начале второго акта шахиню насладительно развлекают придворные танцовщицы. Лопаткина долго сидит в нише на заднем плане и тлеет красным ломким буддой. А дальше идет длинный монолог отчаяния — жажды любви — признания — томления. Страсть перемалывает царственное достоинство, и чувство трепещет линией тела. Лопаткина останавливает воздух, раздвигает пространство, прогнутые кисти рук прорезают сцены. В жесткости позы, движения, жеста утоплено неистовое желание любви, и ради нее все можно сжечь. Хороший финал года: зритель может не только прожить чужую страсть, но и подвести собственные итоги сердца.