Суф(ф)ле
О спектакле
Юрий Любимов берется за самые радикальные тексты о метафизике смерти и времени, написанные в XX веке, и совершает на редкость увлекательное путешествие в область чистой эстетики.
Новая работа Юрия Любимова — это записи и выписки, цитаты из любимых книг, комментированные воспоминания.
Ницше, Кафка, Беккет, Джойс — из кого-то взята только фраза, из чьей-то книги разыграно несколько сцен. Процесс Кафки опознает большинство зрителей, беккетовский роман Мэлон умирает — немногие, но дорогие сердцу режиссера приемы вычислят все. При их использовании идеология Любимова (либеральная, шестидесятническая) вступает в прямое противоречие с его же театральной практикой: спектакли о важности человеческой свободы, достоинстве личности, внимании к каждому дышащему существу сотворены абсолютно тоталитарным способом.
Все актеры в программке перечислены общим списком — якобы все равны. На деле не так: толпа физкультурных девочек, отщелкивающих сцены действия стуком деревянных складных стульев (то поставят, то поднимут, то уронят весь ряд, как костяшки домино), совсем не ровня Владимиру Черняеву — взбрыкивающему, нервному и обреченному Йозефу К. И уж точно не сравниться этому унифицированно-меблированному кордебалету с Феликсом Антиповым: при исполнении роли умирающего старика у ветерана Таганки поразительно корчатся руки — будто кости действительно набухли внутри и с трудом проворачиваются в суставах. Две большие сцены с отличными актерами тонут в стуке массовки. Что, конечно, является точной метафорой существования Таганки в советские времена.