Журнал на подоконнике. История издания “А-Я”
О выставке
Жизнерадостная выставка легендарного журнала с конспиративным сюжетом.
Подлинники решили не беспокоить — кураторы составили экспозицию сплошь из репродукций с добавлением документов и оказавшихся в доступности скульптур — не только потому, что оригиналы далеки и дороги, а потому, что сюжет позволяет: где журнал, там и репродукции.
Смелое решение позволило вместить в не очень большой зал множество картинок, в которых без специальной подготовки не заподозришь объекты интереса иностранных разведок и матерых антисоветчиков.
Легендарный журнал «А—Я» издавался в Париже с 1979 по 1986 год (вышло 8 номеров) силами практически одного человека — художника Игоря Шелковского. В Москве его собирал Александр Сидоров (он же Алексей Алексеев). Работа в СССР шла в подпольной, практически конспиративной обстановке. Путь к читателю — через границы и таможни — осуществлялся с помощью добровольцев, в основном иностранцев.
Отношение героев-художников к единственному своему изданию было сложным. С одной стороны, жизнь в полной изоляции заставляла надеяться на далекую заграницу, и издание казалось единственным шансом попасть в большой мир, возможно, в вечность. Других журналов не было, и это работало: во всяком случае, серьезный коллекционер однажды не признал в Шелковском значительного художника — он о своих работах в журнале не писал, и не только по этическим соображениям — «просто задача другая была».
По эту сторону границы «А—Я» оставался таким же желанным, как и опасным: недремлющие органы бдили, всякая заграничная пресса считалась антисоветской, и попавших на ее страницы кошмарили, как могли. Письма известных художников с просьбами более или менее вежливыми, иногда очень нервными, не поминать их на страницах журнала слегка сбивают эйфорические ощущения о старых добрых временах, когда все были вместе и любили друг друга. А чувства эти неизбежны — журнала с таким блестящим кругом авторов, таким интересным, совершенно новым материалом, да еще и без рекламы у нас с тех пор не случалось. Может, оно и к лучшему.