Харви Милк (2008 год)

1978-й, Сан-Франциско. Усталый немолодой мужчина (Шон Пенн), сидя в полутемной комнате, записывает на диктофон сообщение, начинающееся со слов «Меня зовут Харви Милк. Эту пленку следует воспроизвести в случае моей гибели от рук убийцы».

Архивные кадры: кто-то бежит, кого-то несут, женщина с восковым лицом и химзавивкой сообщает толпе репортеров о том, что мэр Москоне и городской супервайзер Милк застрелены. Все остальное — формальная исповедь сидящего в пустой комнате стареющего гея, восемь лет назад влюбившегося в кудрявого улыбчивого хиппи (Джеймс Франко) так сильно, что молчать нельзя, — и построившего на огласке своих чувств политическую карьеру.

В этих первых кадрах Ван Сент задает основные координаты истории. Я — Харви Милк, и я стану жертвой убийства. Вот так, с места в карьер заявив гибель своего героя, Ван Сент переводит фильм из жанра «байопик» в область агиографии, снимает не жизнь, а житие Милка. Смерть героя неизбежна и носит характер фатума, а любые случайные жертвы идут только на пользу общему делу — в данном случае становятся поводом для более пламенных речей и более ярких парадов травести-королев. Частное тут вообще постоянно попирается в угоду общей борьбе и коллективу. Когда мексиканский любовник Милка (Диего Луна), устав ждать возвращения друга из горсовета, лезет в петлю, Харви, всплакнув, признает, что «нет времени горевать» — дела общественные, мол, важнее.

Ван Сент, кажется, и сам понимает, насколько монументальное у него выходит искусство, и, смущаясь, заметает следы — отвлекается на поцелуйчики и размазывает фокус, водит героев по длинным коридорам и подменяет, пока это возможно, наиболее пафосные моменты зернистыми документальными кадрами. Но никуда не денешься — агитка остается агиткой, а когда со сцены сходит Харви Милк, ее неумолимо заполнит траурная толпа со свечками и зажигалками, и тут уже чужой хроникой не отделаешься, приходится самому бить себя в грудь.

Ну да, людям, а особенно движениям за их права (в Америке «Милк» вышел в разгар обсуждений Восьмой поправки в калифорнийском законодательстве, запрещающей однополые браки) на самом деле нужны мифы, и мученики тоже нужны — и Милк тут, конечно, идеальный кандидат. Проблема в том, что от прошлых фильмов Ван Сента у зрителя, бывало, и почва из-под ног уходила. Но «Харви Милк» оставляет ощущение, будто он снят только для того, чтобы сценарист Дастин Лэнс Блэк мог сказать на церемонии вручения «Оскара»: «Мама, я голубой!»

С другой стороны, тут еще очень важен контекст. Это на толерантном американском экране «Милк» выглядит еще одним кирпичом в мемориале гейской славы. В наш (очевидно — полупустой) зал кудрявый Пенн будет смотреть с выразительным укором: есть, мол, такая страна, мужики, где не только негры, а даже и пидоры не прощают ни одной царапины сотрудникам патрульно-постовой службы. Смотрите, завидуйте.