Предательство

Гарольд Пинтер, прослывший у нас абсурдистом, драматург удивительно трезвый, внятный, жесткий и остроумный.

Но свои простые истории про обычных людей он умеет показать с совершенно неожиданного ракурса, заставая зрителя врасплох. В «Предательстве», например, история заурядного адюльтера рассказана с конца, со встречи уже расставшихся любовников, которых мучат воспоминания и необходимость понять, отчего же они так несчастны. Мелодрама обращена в детектив. Вместо того чтобы вздыхать и охать над любовными перипетиями ведущих двойную жизнь героев, зрителю приходится доискиваться сути их отношений. Измена теряет свой романтичный муар.

Режиссер Мирзоев почему-то именно за этот муар и ухватился, с первых же сцен нагоняя туман многозначительности. Паузы, странные пластические этюды, огромный экран, на котором персонажи рисуют нечто абстрактное, смываемое струями текущей воды, женщина, упакованная в стеклянные вазы, как в латы, мужчина, таскающий на спине огромную мясную тушу с торчащими ребрами, — все эти коды и шифры затягивают спектакль донельзя, отвлекая и зрителей, и актеров от смысла. Только затеплится нечто живое в разговоре двух лучших друзей — мужа Роберта и любовника его жены Джерри, только Джерри успеет обидеться, что Роберт, оказывается, давно знал про измену, как пожалуйте, братцы, отрабатывать режиссерский замысел. Пляшите, дурачьтесь, обнимайтесь с манекенами. Для Максима Суханова в спектаклях Мирзоева это дело привычное и уже ставшее рутинным: то же обаяние, те же гримасы, те же резкие сломы интонаций, те же ужимки и прыжки, только теперь персонажа зовут Роберт, а не Хлестаков или Дон Гуан. Андрею Мерзликину (Джерри) подобные забавы в новинку, а потому он начинает суетиться, наигрывать, кривляться. И то самое «нечто живое» как-то растворяется без осадка. А жаль.