Лючия ди Ламмермур

Сюжетная фабула «Лючии да Ламмермур» соответствует, кажется, всем романтическим штампам и клише, которые можно понабрать в оперных либретто того времени, но от этого — удивительное дело! — за сто восемьдесят лет своей сценической жизни она только прибавляет в популярности. Причина тому — дивная музыка Доницетти, с ее хрустальной чистотой и невероятной изысканностью вокальных партий. Одна сцена безумия Лючии, где она появляется в окровавленном подвенечном платье, для многих меломанов стоит всех вердиевских опер вместе взятых: голос сопрано парит над оркестром, соревнуясь с серебристой флейтой, замирая на высоких нотах, скользя по колоратурам и уходя на немыслимое pianissimo. «Лючию», конечно же, больше всего любят именно сопрано: все великие примадонны прошлого — от Марии Каллас до Джоан Сазерленд — блистали в заглавной партии, однако и обладателям других голосов здесь тоже есть чем заняться — тенорам достается головоломно трудная партия возлюбленного Лючии Эдгара, баритонам — роль ее брата, злодея-разлучника Генри, басам — партия ее духовного наставника, благородного Раймонда.

Впрочем, по традиции все внимание публики в новой постановке, как и в предыдущей, будет нацелено на примадонну — в данном случае на Хиблу Герзмаву, одну из самых харизматичных солисток. Досужие сплетники говорят, что «Лючия» появляется в репертуаре Музыкального театра исключительно потому, что госпожу Герзмаву представили к званию народной артистки России. Верится с трудом: во-первых, Герзмава сполна заслужила личный бенефис, во-вторых, учитывая невероятно сложную главную партию, за ее исполнение нужно давать другое звание — что-то вроде Героя труда.