Симфонический оркестр и хор Государственного академического Большого театра

История отношений Александра Лазарева и главного театра страны могла бы стать сценарием для приключенческого фильма, а может быть, и для целого телесериала. В ней было все — любовь, ненависть, интриги, измены, подложные письма, только убийства, пожалуй, и не было. В здании на Театральной площади дирижер появился в качестве штатной единицы почти тридцать лет назад и прошел все ступеньки, ведущие к олимпийскому трону — должности главного дирижера, которую занял в 1987 году. В 1994 году главным дирижером он быть перестал, узнав о своем снятии, как у нас водится, случайно, — и следующие пятнадцать лет старательно обходил здание с квадригой стороной. Но в 2009 году он вернулся по приглашению гендиректора Анатолия Иксанова — уже в качестве постоянного приглашенного дирижера — и намерен продолжать творческие контакты с Большим в течение ближайших нескольких лет.

Когда Лазарев был «главным», при его появлении, как говорят очевидцы, люди вжимались в стены и старались сделаться невидимыми — он был грозен, суров, беспощаден, но справедлив. Его боялись, как русский народ всегда боялся царей, правивших единолично, железной рукой усмиряя подданных. После ухода Лазарева, в период междуцарствия и творческого кризиса, о времени с ним вспоминали со жгучей ностальгией даже те, кто считал себя его врагом. Поэтому сейчас, когда он появляется в Большом, люди больше не вжимаются в стены, но некий подсознательный страх все равно присутствует: он не терпит опозданий, ценит точность в исполнении указаний — в общем, человек старой закалки. Для февральского появления в Большом Лазарев выбрал свои любимые вещи: Первую симфонию Рахманинова (знаменитую своим оглушительным провалом на премьере, стоившим автору нервного срыва) и сюиту из балета Прокофьева «Золушка».Обе вещи этой весной Большой повезет в Европу — сначала в Австрию и Германию, затем — в Великобританию. Но там не будет такой ностальгической атмосферы, которая наверняка воцарится на московском концерте: и для музыкантов на сцене, и для публики в зале Лазарев — фигура почти легендарная, и его поклонники многое готовы отдать за тот момент, когда дирижер вступает на дирижерский подиум и дает первый аккорд — оркестр в этот момент преображается и напоминает блестящее войско, без слов понимающее своего генерала.