Бедная Лиза
О спектакле
Алла Сигалова ставит “Бедную Лизу”.
Тридцать лет назад это была опера — Леонид Десятников сочинил ее еще будучи студентом Консерватории.
Младой дворянин Эраст, вынужденный по экономическим соображениям оставить соблазненную им крестьяночку и жениться на богатой пожилой вдове, пел тенором; бедная влюбленная Лиза вплоть до утопления в пруду у Симонова монастыря отвечала ему сопрано. Голоса прозвучат и сейчас — в фонограмме: сентиментальную повесть Карамзина перескажут в музыке Юлия Корпачева и Эндрю Гудвин. Но сценическое действие обойдется без слов — потому что теперь спектакль ставит хореограф Алла Сигалова, и вся история героев рассказана в танцах. Лизой будет Чулпан Хаматова, Эрастом — солист Большого театра Андрей Меркурьев. Хаматова никогда профессионально балетом не занималась — ее опыт исчерпывается уроками сцендвижения в актерской школе. Но и Сигалова в последнее время работает не с балетными профи, а со студентами Школы-студии МХАТ — и поставленная в школьном театре «Кармен» много лучше сочиненных для новосибирского оперного «Русских сезонов», последнего по времени эксперимента Сигаловой с классической труппой: четче по форме, яростнее и умнее. («Кармен» эта оказалась настолько хороша, что «детский» спектакль взяли в репертуар МХАТ). А Андрей Меркурьев прежде никогда не работал с драматическими актрисами — но, образцовый партнер в балете (с ним любят танцевать все балерины Большого — от Светланы Захаровой до самых юных дарований), без сомнения, сможет подстроиться и к Хаматовой, будет с девушкой чуток и аккуратен (что особенно важно в ситуации, когда планировавшаяся еще на прошлый октябрь премьера была перенесена в связи с травмой Хаматовой, не успевавшей восстановиться к спектаклю).
Этот дуэт людей, пришедших из совсем разных театров, обеспечит второй план «Бедной Лизы», откроет спрятанный ее месседж. Лиза влюблена в Эраста неразумно, отчаянно и искренне — так, как в наше время «драматические» люди все более влюбляются в танец. На любом танцфестивале с изумлением обнаруживаешь драматических критиков, с горящими глазами кидающихся к зрелищам порой довольно посредственным. Балет принимает любовь с чувством естественности ситуации (хм, как можно мной не восхищаться?). А потом, поматросив на фесте, возвращается в свой особняк с восемью колоннами, к вечной классике, приветственным выкрикам из лож и пожилым вдовам. Карамзин писал, что после утопления Лизы Эраст был «до конца жизни своей несчастлив». Ну, это только потому, что Николай Михайлович не был балетоманом.
Читайте также: Интервью с хореографом Аллой Сигаловой.