Похождение, составленное по поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»
- Режиссер/Постановщик
- Миндаугас Карбаускис
- Актер
- Сергей Безруков, Олег Табаков
О спектакле
Череда ярких, прекрасно сыгранных портретов.
«Похождение„ Миндаугаса Карбаускиса смахивает то ли на показательные выступления фигуристов, то ли на балетный дивертисмент. Изображающие помещиков N-ской губернии Олег Табаков (Плюшкин), Борис Плотников (Собакевич), Ольга Блок-Миримская (Коробочка), Дмитрий Куличков (Ноздрев) один за другим выходят на сцену, чтобы продемонстрировать отменную выучку и сочный артистизм. Ловца мертвых душ Павла Ивановича Чичикова сыграл Сергей Безруков, снабдивший свою роль множеством ловких антраша и обаятельных гримасок.
Глядя на него, и впрямь можно подумать, что он ступил на скользкую дорожку. Безруков выкидывает умопомрачительные коленца, его тело ни на миг не остается в состоянии покоя. Кажется, если он перестанет балансировать, то тут же и свалится в какую-нибудь из рытвин N-ской губернии. Дорожка, впрочем, не столько скользкая, сколько вязкая. Вся авансцена по придумке художника Сергея Бархина утопает в природной российской грязи — устрашающе чавкая, она пытается засосать каждого, кто в нее ни ступит — хоть Чичикова, хоть Селифана, а хоть даже и всю птицу-тройку со всей сбруей и бубенцами. За этими залежами слякоти высится ободранная стенка, на которую то там, то сям небрежно наляпаны свежие цементные заплатки. За стенкой — другая, за ней — еще, и еще, и еще. По мере развития спектакля они будут потихоньку разъезжаться в стороны, открывая Чичикову и зрителю все новые и новые горизонты — до тех пор, пока Павел Иванович, утомившись от светских визитов, не встретится лицом к лицу с той самой птицей-тройкой. Она здесь, впрочем, никуда не несется, а мирно жрет сено в своем стойле и громко фыркает на зрителей — к их великому удовольствию.
Как только очередная стенка отъедет в сторону, знайте: это сигнал к началу очередного “номера„ — само строение гоголевских “Мертвых душ„ располагает к тому, чтобы спектакль превратился в череду ярких портретов. Именно в этой избыточной театральности работа Карбаускиса в конечном счете и увязает, словно в российских чавкающих дорогах. Заканчивается же “Похождение„ вовсе не звоном колокольчика и не конским топотом, а намекающим на “немую сцену„ “Ревизора» повальным беспробудным сном: храпит Ноздрев, жалобно причмокивает Чичиков, присвистывают Собакевич с Плюшкиным.