Фрекен Жюли

Самая знаменитая пьеса Августа Стриндберга «Фрекен Жюли» о том, как юная аристократка в ночь на Ивана Купалу переспала с лакеем своего отца и не смогла пережить собственного падения, ставят или как социальную драму о классовой розни, или как психологический триллер о вечной борьбе мужского и женского начал. Премьера Театра Наций получилась сразу и про то, и про это. Правда, пока две темы, два вида театра в единое целое еще не срослись. Руководитель берлинского театра «Шаубюне», режиссер Томас Остермайер ставит холодные, отточенные спектакли-разбирательства про то, как та или иная злободневная социальная проблема влияет на жизнь конкретных людей и кто в этом виноват. Действие любой классической пьесы у него всегда происходит в современной Германии.

Открывающаяся картина на обновленной сцене Театра Наций поначалу тоже кажется среднеевропейской: прямой угол модной кухни цвета металлик с действующими плитой и мойкой, нависающий над ней огромный экран (на который транслируются крупные планы происходящего). Из местного колорита только неостановимо падающий из-под колосников снег. Однако, решив поработать в Москве, Остермайер первым делом заказал драматургу Михаилу Дурненкову адаптацию текста конца XIX века к сегодняшним российским реалиям, главная из коих — образовавшаяся пропасть между имущими и неимущими. Инсцениров ка получилась странноватой. Аристократ превратился в олигарха, бывшего советского генерала. Лакей Жан — в личного шофера, повоевавшего в «горячих точках». Вроде происхождение схожее. А дочь олигарха Жюли попрекает шофера тем, что он ей не ровня, потому что кровей не благородных. Где же она среди «новых русских» благородных нашла? Вся Рублевка — из грязи в князи. Или генерал-олигарх, прямо как в позапрошлом веке, почему-то женит своего шофера на своей кухарке. У Стриндберга между тем Жан и Кристина собираются под венец по собственной воле.

Герои постоянно говорят о непреодолимой пропасти между мирами шофера и генеральской дочки. Но целеустремленный, повидавший виды, не брезгующий ничем, умеющий быть рабом и мечтающий стать хозяином Жан, каким его играет Евгений Миронов, очень даже может процвесть на нашей ниве. А кто ж на ней еще процветает? Так что для циничной «мажорки», любительницы караоке, опытным взглядом приценивающейся к новой шмотке или новому мужику, какой поначалу играет Жюли Чулпан Хаматова, подобный Жан может стать перспективной партией. Да он уже не на мели. Роскошная хайтековская кухня, где разыгрываются события, — кухня в доме Жана, а за стеной, в его гостиной, распевает караоке целая толпа гостей, пришедших отпраздновать Новый год. Слов про неравенство много, а самого неравенства нет. Да и двум отменным актерам — Хаматовой и Миронову — интереснее играть про притяжение и отталкивание похожих в своем одиночестве людей. Реплики про кровь, про путь наверх, про «рожденных ползать» они оправдывают, конечно, — где темпераментом, где обаянием, а где и прежде наработанными приемами. Но за живое они берут публику другим. Два существующих по законам потребления человека в мире, где, если не употребишь кого-нибудь ты, употребят тебя, вдруг натыкаются на собственные чувства, на собственную жалость, боль, даже нежность в какие-то мгновения. И пугаются оба своей уязвимости, бросаются разжигать в себе ненависть, жестокость, агрессию. Другой защиты они не знают. Без этого им не выжить. И так перебарщивают, что обоим уже и выживать как-то не хочется.