Записки сумасшедшего
- Режиссер/Постановщик
- Кама Гинкас
О спектакле
Маленький гоголевский человек превратился в спектакле Московского ТЮЗа в человека мелкого, мелочного, суетного.
В белом помятом исподнем обиженный на жизнь человечишка суетливо мечется по «желтому дому», больше похожему на упаковочную коробку (сценография Сергея Бархина). Стены его проницаемы. Звуки музыки, не им заказанной, перебивают его нескончаемые жалобы, методично заносимые в дневник: 3 октября… 86 мартобря… Сквозь двери, щели и единственное окно в потолке по-хозяйски заваливаются три персонажа в балетных пачках, будто из телешоу «Танцы со звездами». И не обращают ни на него, ни на его жалобы никакого внимания. Незаметность — вот главная боль, доводящая до безумия Поприщина, сыгранного Алексеем Девотченко в премьере режиссера Камы Гинкаса по повести Гоголя «Записки сумасшедшего». Он с завистливым исступлением клеит на стены вырезанные из глянцевых журналов портреты ньюсмейкеров: Медведев, Пугачева, Гинкас… А сам не способен стать новостью даже тогда, когда объявляет себя королем испанским и шьет себе мантию из страниц тех же журналов, пестрящих лицами новых идолов. Таких, как он, в «желтом доме» множество. Безответная любовь к дочке директора, которую другие постановщики обычно выбирают главной причиной помешательства столоначальника Аксентия Ивановича, для Гинкаса и Девотченко лишь средство обратить на себя внимание того самого директора, дочки, да хоть ее собачки. Безуспешно. Режиссер и актер будто нашли своего героя в многотысячной очереди претендентов на участие в шоу «Минута славы». Точнее, героем этого мира уже давно стал растравляющий зависть монстр Гламур. Девотченко играет потерявшего собственную значимость человека, а потому за каждый жест, за каждое произнесенное слово он ждет одобрения извне, как актер — аплодисментов от публики. Его Поприщин ощущение собственного ничтожества сможет преодолеть, только если его покажут по ящику. Да куда уж там.
Маленький гоголевский человек превратился в спектакле Московского ТЮЗа в человека мелкого, мелочного, суетного. Наблюдать его ежесекундные обиды к финалу устаешь. И все же… Когда он, как таракан от метлы, забивается в нишу под потолком, похожую на гроб, и плачет оттуда: «Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Матушка! пожалей о своем больном дитятке!..», — сердце щемит. Как дешево мы стали себя ценить.