Александр II
О мероприятии
Александр II, пожалуй, самый обаятельный из русских царей со времен кроткого Федора Иоанновича. Он понимал толк в красивых женщинах и изящных безделушках, запросто гулял по Летнему саду и азартно удирал по ночам от собственной охраны в Париже, чтобы встретиться со своей Катенькой — княгиней Долгоруковой. И при этом он оказался также самым деятельным из верховных правителей России за последние 300 лет. Только его реформы оказались действительно глубокими и необратимыми в отличие от всех …
Александр II, пожалуй, самый обаятельный из русских царей со времен кроткого Федора Иоанновича. Он понимал толк в красивых женщинах и изящных безделушках, запросто гулял по Летнему саду и азартно удирал по ночам от собственной охраны в Париже, чтобы встретиться со своей Катенькой — княгиней Долгоруковой. И при этом он оказался также самым деятельным из верховных правителей России за последние 300 лет. Только его реформы оказались действительно глубокими и необратимыми в отличие от всех прочих — от судорожных петровских попыток переодеть привыкших к азиатчине бояр в немецкие кафтаны до не менее смехотворных горбачевских попыток перековать привыкших к ней же госчиновников в бизнесменов. И это несмотря на то, что и их называли половинчатыми и непоследовательными.
Но под пером пишущего по-русски американского историка, потомка первой волны эмиграции и рьяного антисоветчика (книга была впервые издана в Мюнхене в 1986 году, и это хорошо заметно), толковый император превращается просто в идеального Государя. Всеволод Николаев не жалеет красок, описывая, как его герой с самого раннего детства выказывал выдающиеся способности и благородство характера, а повзрослев — уважение к своим политическим противникам и сострадание к подданным. Даже его слабости и просчеты он объясняет проявлениями доброты и непреодолимой силой обстоятельств.
Особенно любопытно читать, как автор восстанавливает душераздирающую историю несостоявшейся любви 21-летнего Александра и 20-летней английской королевы Виктории во время его пребывания в Лондоне в 1839 году. По Николаеву, если бы цесаревич сделал предложение молоденькой королеве, оно было бы немедленно принято и это изменило бы ход истории, ведь в этом случае он остался бы в Англии в необременительном качестве принца-консорта. Но чувство долга возобладало у него над прочими чувствами, и он вернулся домой — навстречу трону, тяготам политической борьбы и мученической гибели. В тот самый день, когда Александр должен быть подписать указ о реорганизации Госсовета в Учредительное собрание.