Do.Ping: Томас Бринкман (live, Германия)

Два года назад, 24 апреля, клуб Mio был на себя не похож. Привычное буйство, которым принято встречать заграничных гостей, на сете немца Томаса Бринкмана обратилось полным штилем. Несмотря на то что он играл очень плотное минимал-техно с дабовым отливом, аудитория все больше охала да одобрительно кивала в сторону пульта. Его техно, переполненное микрособытиями (среди прочего был ремикс на "Следи за собой" группы "Кино"), спровоцировало в Mio нечто вроде религиозного предстояния. Когда прихожане, сгрудившись перед алтарем, чего-то ждут, отдавая себе в то же время отчет, что чуда не произойдет и просветление — личное дело каждого. Неясно, насколько уместны подобные сравнения, но на Бринкмане рука тянулась выключить мобильный телефон, как на консерваторском концерте или церковной службе.

Среди электронных композиторов редко встречаются люди, соединяющие такое утробное чутье танцпола со способностью к рефлексии (на самом деле их всего двое — Бринкман да лобастый англичанин Мэтью Херберт). Томасу почти 50 лет. Детей нет. Жена — грузинка Натали Беридзе, которая сочиняет под именем TBA умильную электронику с мелодиями из советских мультиков. В Москве Бринкман после того сета, сыгранного в майке с надписью "Чечен вечен", превратился в героя, чье имя произносят с придыханием.

В музыку он пришел из искусства: учился в Дюссельдорфской академии у грека Яниса Кунелиса (видный представитель течения arte povera) и у австрийского писателя Освальда Винера, помешанного на теории автоматов. Из искусства Бринкман притащил с собой всего одну работу — гигантское панно из 5000 голубых и розовых палочек для чистки ушей. Теперь оно висит в его студии и украшает обложку диска чилийца Luciano "Live At Weetamix", вышедшего на лейбле Бринкмана max.ernst. Он говорит, что палочки символизируют пережитый им в детстве травматический опыт, что это добавленная роскошь, от которой приходится страдать всем детям западной цивилизации. Наверное, шутит.

Его главный вклад в электронную музыку тоже напоминает юмористическую выходку: в 97-м он усовершенствовал диджейскую вертушку вторым звукоснимателем и проиграл на нем винил Майка Инка и Ричи Хотина. Другая придумка Томаса — вручную расцарапанные пластинки — довела идею минимализма до смычки "один надрез — один звук". За ним числятся еще тысячи изобретений, тонны изданных пластинок и дисков, километры статей и диссертаций, которые пишут студенты немецких вузов. Но Бринкман остается иконой для внутреннего пользования, диджеем для диджеев и перейдет в статус великого только после смерти.

Он герой того времени, что наступило после 90-х. Когда танцевальная музыка упростилась до предела, вернулась к первобытному "бум-бум", с отличием окончила обязательную десятилетку, а некоторые предметы (трип-хоп, IDM) — сдала даже экстерном. И застыла на мысли, что ничего нового не появится, пока не будут изобретены какие-то радикально новые способы звукоизвлечения. Сейчас количество накопленной информации явно не соответствует запаздывающей технологии, и в электронной музыке это слышно лучше всего. Помимо социолога Лиотара, удивительно точно эту кондицию ухватила группа "Дискотека Авария": "Все мелодии спеты, стихи все написаны. Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями". Уже, собственно, нечего делать, давно за двенадцать, и пора разбредаться. Так вот Бринкман как раз тот, кто уговаривает нас остаться.