Реки

Новое произведение Евгения Гришковца носит подзаголовок повесть, но, как всегда у этого режиссера, драматурга, актера, а в последнее время еще и романиста и музыканта, жанровое определение весьма условно и приблизительно. Перед нами просто монолог человека, пытающегося снять с себя, как шелуху, все внешнее, наносное, и добраться до сути — что же он такое? Что есть то неуловимое я, которое определяет его личность? Про что он может сказать это мое? Моя машина? Моя работа? Моя память? Нет, нет, нет. Ответ где-то рядом, но все время ускользает.

Большую часть этой работы по самодеконструкции за героя уже выполнил автор: он отметает, как лишнее, его имя, точный возраст, род занятий. Мы ничего не знаем ни о его семейном положении, ни о личной жизни. Даже то, что герой — мужчина, мы понимаем, скорее, по глаголам прошедшего времени (я пошел, я увидел), а не по его отстраненным бесполым описаниям своего детства или охоты, на которую он случайно попал.

Казалось бы, что можно рассказать интересного о человеке при таких жестких ограничениях? Оказалось — много чего. Мы узнаем, что он вырос и первые тридцать лет прожил в Сибири, в шахтерском городе, стоящем на большой реке. Узнаем, что он оттуда уехал и до сих пор не может понять, как так вышло, что его родной город, казавшийся в детстве таким огромным и неотторжимым, вдруг стал таким маленьким и чуждым. Узнаем, наконец, что он в последние годы много путешествует за границей и, следовательно, относительно молод и вполне успешен. Кроме того, видно, что рассказчик действительно сибиряк: никто другой не способен с таким пониманием описывать тайгу и Байкал.

Автор, конечно же, лукавит. Он понимает, что все, кого может заинтересовать эта небольшая, изящно оформленная книжечка, прекрасно осведомлены, кто таков написавший ее Евгений Гришковец и что город этот — его родина Кемерово, а большая река — Томь. Именно Томь, тысячелетиями спокойно несущая свои воды и льды к Северному Ледовитому океану, оказывается в конце концов той осью координат, от которой можно вести отсчет своей жизни. И возникает большой соблазн прочитать оба вынесенных на обложку названия слитно: не Реки. Повесть, а Повесть Реки.