Ничья длится мгновение
- Режиссер/Постановщик
- Миндаугас Карбаускис
О спектакле
Инсценировка Карбаускиса по душераздирающему роману Мераса о жертвах гетто.
После трехлетней паузы в 2009 году режиссер Карбаускис наконец выпустил премьеру в Молодежном театре.
Роман Ицхокаса Мераса «Ничья длится мгновение» о гетто, в котором у отца Авраама один за другим гибнут все его дети, режиссеру Миндаугасу Карбаускису понадобился как образ предельной несвободы и непосредственной близости смерти. «Гетто — не только в гетто, оно везде», — говорит один из героев. Гетто по Карбаускису — это сконцентрированный образ жизни. И именно в так понимаемой жизни у человека всегда есть выбор.
По сюжету немецкий комендант Шогер предлагает подростку Исааку, сыну Авраама, сыграть шахматную партию на жизнь детей гетто. Если выиграет, то спасет детей, но погибнет сам. Проиграет — спает себя, но не детей.
Ничья, которой добиться сложнее всего, оставит все как есть. Исаак ставит Шогеру мат. И каждый из героев спектакля ставит Шогеру свой мат. Никто из детей Авраама не озабочен выживанием любой ценой. У каждого есть нечто: любовь, призвание, материнство, чувство собственного достоинства — что оказывается ценнее жизни.
Режиссер напрочь лишает персонажей национального колорита, даже характерных особенностей им не оставляет. Актеры играют по несколько ролей, не перевоплощаясь, а лишь со сдержанным достоинством рассказывая историю поступка каждого из них. Нам предлагают не пожалеть невинных жертв, а удивиться, в каких условиях человек способен остаться человеком. И все же…
Как Карбаускис ни отжимал до сути душераздирающий текст Мераса, он так и остался душераздирающим. История литовской семьи, которую повесили вместе с укрываемой еврейской девочкой, история матери, задушившей собственное дитя, рожденное в результате эксперимента нацистских врачей, история юноши, повесившегося, чтобы не предать под пытками родных, — выходят из строго очерченных берегов спектакля. Они отказываются быть примерами в рассуждении. Они цепляют и дергают за самые беззащитные струны зрительских душ, заставляя оплакивать одних и ненавидеть других. А на это, по-моему, у режиссера расчета не было.