Белая лента (2009 год)

Кино о том, откуда берутся штурмовики и активисты. Главный фильм 2009 года, между прочим.

В безымянной немецкой деревне, где принято воспитывать детей кнутом, случаются странные и зловещие инциденты. Сельский врач падает с лошади — кто-то протянул поперек дороги стальную проволоку. Необъяснимо гибнет на гумне жена старого фермера. Пропадает сын барона-землевладельца. Происшествия 1913 года вспоминает местный учитель, тюфяк и гуманитарий. Тогда ему было тридцать, закадровый голос принадлежит уже глубокому старику. Вместе с загадкой мелких бытовых преступлений учитель силится объяснить сразу все прошедшее столетие — собственно, эта сверхзадача и обеспечила фильму каннское золото этим летом. Ведь «Белая лента», так же как и прошлые фильмы Ханеке — «Скрытое» или «Забавные игры», лишь притворяется детективом. Режиссера интересуют не формальные поводы, а настоящие причины насилия, скрытые не в стечении обстоятельств, а в устройстве человеческого сознания, где все смутно и неточно, где самые лучшие намерения часто приводят к самым чудовищным результатам, а болезненные вещи часто подменяются знаками.

Сама «Белая лента» тоже собрана из явных и тайных знаков. Из всех преступлений в кадре происходит лишь убийство волнистого попугайчика. Остальное — улики, недвусмысленные намеки, из которых складывается картина яростной бури «непристойных» страстей, скрытых за благополучным фасадом чинного протестантского быта. Порубленные кочаны капусты на барском поле. Изуродованное лицо ребенка. Подол рубашки, который стыдливо одергивает заплаканная дочь врача. Ленты — символ невинности, которые в наказание носят дети пастора. Веревки, которыми пастор на ночь связывает сына. Мы примерно понимаем — вернее, чувствуем, — что именно происходит за закрытыми дверьми, и роль ватаги детей под управлением дочери пастора Клары в деревенском беспределе нам тоже очевидна. Так почему же Ханеке оставляет видимость открытого финала? Почему преступления не раскрываются?

Возможно, потому, что разделение на праведников и виновных — это как раз то, на чем держится явно несимпатичная режиссеру деревенская иерархия. Коллективный разум сельчан, вдалбливая своим детям вечную мысль о грехе и искуплении, рисует жесткую, черно-белую картину мира (хотя вряд ли фильм снят в монохроме именно поэтому). Как результат — отряд «тимуровцев» с белыми лентами отправляется ревностно патрулировать улицы. Для взрослых грех — лень или рукоблудие, привычная проблема, с которой испокон веков боролись, привязывая ребенка к кровати. А вот от острого взгляда детей не укроются провинности посерьезнее, и когда они займутся правосудием, жестокость наказаний будет вполне адекватна грехам родителей — противодействие равно действию, и одно ничем не отличается от другого.

Уточняя даты происходящего, Ханеке указывает на историческое значение такого воспитания. В том, что десяток лет спустя Клара с товарищами определит мировую политику, можно не сомневаться. «Мир не взорвется», — повторяют взрослые. На самом деле мир уже рванул — и продолжал разлетаться на куски в течение всего двадцатого века.