Александр Шевченко

Александр Васильевич Шевченко (1883—1948) был удивительным художником.

Под авангард он попал, как Бендер под лошадь. То есть вроде попал, а вроде ничего особенного и не произошло. На художественную сцену Шевченко выходил одновременно с поколением, перевернувшим художественный мир: Кандинским, Малевичем, Ларионовым, Гончаровой, в период настоящей бури и беспощадного натиска. Отцветали «Голубые розы», на авансцену выходили «Бубновые валеты», настоящие боевики от искусства. Новые течения захватывали юные умы быстро, еще быстрее отступали под ударами новейших идей. Несмотря на стилистическую дробь, разглядеть собственную личность художника за влияниями Михаила Ларионова, увлечением неоклассицизмом, подражаниями Сезанну совсем просто. Стоит поскрести — хоть кубизм, хоть сезаннизм, непременно обнаружишь доброго, качественного, слегка консервативного Шевченко, его легкие линии, гармоничные композиции, узнаваемый колорит.

«Батум», 1931

Университеты Шевченко оказались весьма перспективной смесью французского с доморощенным московским. Немного поучившись работе по металлу в Строгановском училище, немного — размашистой «московской» живописной манере в Училище живописи, ваяния и зодчества, немного — французским тонкостям в академии Жюльена, он обогатился самыми разнообразными знаниями и интересными знакомствами. То, что новейшие французские художественные моды Шевченко воспринял из первых рук, позволило автору брошюр «Принцип кубизма и других течений в живописи всех времен и народов» и «Неопримитивизм. Его теория. Его возможности. Его достижения» (1913) рассуждать о важных для передовых российских художников материях со знанием дела и на родном языке. Участник бурных диспутов, он выступал с докладами о древнерусском искусстве, отечественной традиции, уже расставшись со старыми товарищами, в 1919-м придумал собственную теорию — совсем уже мутный «Цветодинамос и тектонический примитивизм».

Вывесочный нотюрморт «Вино и фрукты», 1913

Но участник первой, самой громкой выставки «Бубнового валета» держался не только за теории. Его вел в будущее искусство харизматичный лидер, новатор и изобретатель Михаил Ларионов. Под влиянием Ларионова Шевченко разбивал действительность лучами, увлекался примитивами, эпатировал надписями, участвовал в выставках со скандальными названиями. После войны, обернувшейся для Шевченко фронтом, тяжелым ранением, отъездом друга, его поиски стали менее радикальными, язык — почти классическим. Впрочем, от обвинений в формализме в 1930-х это не спасло.

«Солдатский флирт (Солдаты с горничной)», 1915-1916

Выставки вполне себе российского художника, даже ни разу не эмигранта, отчего-то чаще устраивал музей западного искусства — ГМИИ имени Пушкина. Там открылась роковая, с разгромной рецензией в «Правде» и обвинениями в формализме, экспозиция 1933 года, там прошла несколько лет назад и юбилейная, посвященная 120-летию выставка графики. Теперь за дело взялась Третьяковская галерея — обещают подробную ретроспективу, правда, с привлечением лишь Русского музея, без частников, по которым неплохо расходились картины художника.