Видимость гнева

Он (Костнер) вошел в дом небритый, с пивом и в мокрой майке, представился Дэнни, соседом, и облокотился на косяк: Что, муж бросил?. Она (Аллен) пила виски и поэтому ответила прямо: да, забрал свой бумажник и умотал с секретаршей в Швецию. Она пыталась его прогнать, но он все никак не убирался. Сперва уселся смотреть с ней телевизор, потом стал заходить на ужины, а после забрался к ней в кровать и рассказал о собственных неудачах.

Чтобы почувствовать ту сырость, какой пропитана «Видимость гнева», надо не опоздать на сеанс — фильм начинается сценой похорон под проливным дождем. Чтобы понять остальное — досидеть до финальных титров: фильм заканчивается тем же. Несмотря на симпатичную пару на плакате (лежат, молчат, улыбаются), это кино не про любовь. Это хроника перекрестного зализывания ран. Брошеная немолодая жена, которая всю жизнь только и ждала подобного предательства, вымещает гнев на четырех дочерях, а заодно пьет, тоскует и ведет себя как полная дура. Сосед Дэнни, поначалу напористый, тоже кончает жалко: проштрафившийся спортсмен, он не просыхает неделями, а людей видит так редко, что даже разучился с ними разговаривать. Их связь похожа на встречу минуса с минусом и вроде бы должна примирить героев с их обшарпанной, некрасивой жизнью. Связь эта недурно разыграна (Костнер убедительно хлещет пиво, а Аллен вся такая несчастная, что ее хочется немедленно усыпить). Но фильм тянется, дождь все льет, горечь копится, а духовное перерождение героев как-то не происходит. Так сочувствие к персонажам сходит на нет, зато крепнет протест — в самом деле, чем мы провинились перед режиссером, что он заставляет нас проводить почти два часа на собрании анонимных алкоголиков?!