- Страна
- Нидерланды
- Режиссер/Постановщик
- Питер Гринуэй
- Длительность
- 87 мин.
- Премьера в мире
- 01 января 2008 г.
О фильме
Актеры
Рецензия на фильм
История преступления, зафиксированного на одной картине. В роли следователя — Питер Гринуэй.
Собственную версию истории, стоящей за злосчастной картиной Рембрандта ванн Рейна, Гринуэй изложил еще три года назад в экстравагантном костюмно-историческом «Ночном дозоре». Но режиссер не успокоился — и вот то же самое, только подкрепленное искусствоведческими аргументами. «Рембрандт: я обвиняю» — это первый фильм в серии задуманных Гринуэем видеолекций (всего планируется девять документалок, вторая — о «Бракосочетании в Кане Галилейской» Веронезе — уже закончена), цель которых — ликвидация повальной «визуальной безграмотности» (цитата) нашего логоцентричного общества.
На примере «Ночного дозора», картины, с которой началось стремительное движение Рембрандта вниз по социальной лестнице (потеря контрактов, судебные преследования, переезд из центра в предместье, сожительство со служанками, смерть в нищете), Гринуэй показывает, как много интересного можно разглядеть в живописном полотне, если знать, куда смотреть, и уметь трактовать увиденное. Искусствоведческий анализ принимает форму судебного процесса: Гринуэй, вслед за Рембрандтом, обвиняет изображенных на картине мушкетеров Амстердамского стрелкового общества в убийстве — и после доказывает свое предположение тридцатью одной уликой. В качестве свидетелей он вызывает рентгеновские снимки полотна, его отрезанные фрагменты, а также персонажей своего же фильма, рассказывающих все как есть, без утайки (этот последний прием выглядит несколько спекулятивным и популистским , хотя и очень доходчивым). Обилие нидерландских фамилий и одинаковых бородатых физиономий несколько сбивает зрителя с толку, однако задачу-минимум — посеять интерес к будущим фильмам искусствоведческой серии — «Рембрандт», безусловно, выполняет.
С обучением публики визуальной грамоте дело обстоит сложнее. Мы можем говорить и на языке образов, как это делали великие художники; вот, смотрите, как много они умели сказать — начинает Гринуэй и тут же застраивает кадр штабелями полиэкранов. Ретиво ползающие по экрану квадратики оставляют впечатление юрких гештальт-паразитов, есть подозрение, что, переведенный в слова, этот бурный поток художественного сознания был бы калькой с неостановимых монологов Сергея «Паука» Троицкого — и вызывал бы соответствующую степень доверия. Так что в визуальной неграмотности, ощемта, есть свои плюсы, например.