Исаак Левитан. К 150-летию со дня рождения

Подумать только — вот уже полтора века прошло с тех пор, как, согласно искусствоведческому анекдоту, великий русский художник родился в бедной еврейской семье, а представления об отечественном пейзаже не изменились: простор, меланхолия, безлюдье, распутица, уныние, изредка освещенное солнцем.

До Левитана эти края для искусства считались условно непригодными — живописцы предпочитали писать Италию или нечто в ее духе. Поэзия бедной природы, это «божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью», была уловлена и зафиксирована Левитаном так удачно, что рецепт повторяют неустанно. После него поколения людей собственными глазами увидеть природу средней полосы, тем более Волгу, давно уже не способны. Только взглянут — говорят: прямо Левитан. Кажется, что это сам художник создал русский пейзаж, раскрасил золотую осень, высадил церквушки по берегам рек, повернул их течение в нужном направлении.

Триста произведений, собранных по случаю юбилея из полутора десятков музеев практически всей Великой (а также и Белой) Руси, серьезно расширят представление о художнике, но вряд ли изменят его. Прекрасный душой, интересный лицом достаточно, чтобы Поленов писал с него Христа для своей картины, художник прожил всего сорок лет, работал чуть больше двадцати, преодолевая нищету, высылки из столицы, депрессии, а в последние годы — тяжелую болезнь сердца. Его юбилейная выставка идеально совпала с утомившим уже театралов чествованием близкого друга — Антона Павловича Чехова. Оба кажутся слишком хороши для юбилеев. Затертые от частого использования слова, затертые до полного бесчувствия образы — и избавиться от них невозможно, и замены нет — ни «Трем сестрам» с «Вишневым садом», ни «Тихой обители» с «Владимиркой». Ни увлекавшиеся Сезанном новаторы начала прошлого века, ни советские певцы индустриализации не смогли предложить ничего, равного масштабом, на замену. Так и стоят отечественные пейзажи — один «левитанистее» (Чехов) другого. И по-прежнему, как писал тот же Чехов: «Птицы поют, трава пахнет. В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать… Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан». И некого спросить — почему именно Левитан? И долго ли еще сидеть России у омута, над вечным покоем?