Констанция

Этой небольшой французской компании покровительствует Пьер Карден — именно в его театре два года назад состоялась премьера первого спектакля Жюльена Лестеля, сделанного для собственной труппы. До того Лестель закончил балетную школу Парижской оперы, танцевал в Монте-Карло и Цюрихе и стал премьером в балете Марселя. Тот спектакль, что Карден привозит к нам на гастроли, — вторая работа хореографа. «Констанция» — пересказ в танце романа Дэвида Герберта Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей». Сегодня история о леди Констанции, заскучавшей рядом с полупарализованным мужем и нашедшей счастье в объятиях местного лесничего, по стилю изложения даже на серьезную эротику не тянет — так скромен автор в описаниях. Но наши пра- и прапрабабушки (роман издан в 1928 году) считали книжку порнографической, и сведения о ней переходили от одной домохозяйки к другой в тайных рассказах. Жюльен Лестель решил вернуть градус восприятия текста — и недвусмысленно показал на сцене все то, что автор описывал без подробностей. Главный дуэт балета происходит на полу; меж раздвинутых ног лежащего мужчины ерзает женщина. Трется, выгибается, вздыхает, неслышно вскрикивает. То на секунду замирает, то вдруг выпрямляется, когда он сдвигает конечности, — и ее худощавая, как и положено танцовщицам, грудная клетка торчит выскочившим тостом из пары его ног, что вдруг похожи на тостер. Все это длится и длится, и никак не кончается — разрядка не обозначена, процесс вечен, как в кино. Добавим, что все это происходит под музыку Филипа Гласса — то есть тоже сплошное повторение, подрагивание, подмаргивание; никаких крутых перемен ситуации, усталости или эйфории.

Впрочем, это только главный дуэт, а сюжет в спектакле хоть и достаточно условно, но все же пересказан, и танцуют на сцене восемь человек, а не только зацикленная друг на друге парочка. Кроме Констанции и Меллорса (так звали ее любовника) хореограф внятно прорисовывает и мужа героини, Клиффорда, что был шокирован выбором жены и мстительно отказался дать ей развод. Если пластика любовников во время спектакля становится все более и более раскованной — особенно сильно эволюционирует героиня, — то Клиффорд остается втиснутым в правила приличия, как в корсет. Он — англичанин, каким его видит француз: слишком зажатый. И он — англичанин, каков он есть на самом деле: слишком воспитанный для этой истории. Человек, который явно никогда бы не стал читать «Любовника леди Чаттерлей».