Сюита в белом. Арлезианка. Болеро

««Болеро» — история желания», — говорил Морис Бежар. Изменения этого балета, сочиненного в 1961 году, отражали изменения во взглядах европейцев на секс. Что можно, чего нельзя, на что можно было только намекать — а вот теперь пожалуйста, на каждом углу, и никого не удивишь. Начиналось все просто: в первой версии балета на столе в портовой таверне плясала девушка. Сидели и смотрели на нее моряки — тельняшки, платки на шее. Она колдовала кистями рук, чуть-чуть переставляла ноги, затем — с развертыванием мелодии — движения становились отчаяннее, у сидевших вокруг стола на стульях парней тяжелел взгляд. Они поднимались и шли вокруг стола, порой подступая к нему очень близко. Но коснуться девчонки было нельзя — и приват-танца никто не получал. Спектакль о вожделении, да, — но отправленный в резервацию, где вожделение как бы разрешалось обществом: порт. Первый шаг из резервации Бежар сделал тогда, когда убрал матросские аксессуары. На танцовщиках — просто майки, просто брюки. Мужчины — ну надо же — имеют право ВОТ ТАК смотреть на женщин где угодно, не только в порту.

Следующий шаг был еще решительнее: на столе оказался танцовщик, а не балерина. Вокруг танцевала женская толпа — сползала по стульям, тянула голодные руки, выгибалась у стола. В шестидесятые начиналась «вторая мужская эпоха» в балете (первая была при Нижинском) — и новая версия «Болеро» говорила о смене ролей и в реальной жизни, и на сцене. На смену балетоманам, разглядывающим женские ножки, приходили балетоманки — и Бежар чутко зафиксировал перемены в публике.

А затем был сделан шаг вовсе сенсационный — в кругу остался танцовщик, но кордебалет тоже стал мужским. Именно в этой версии, предназначенной для Хорхе Донна, «Болеро» прогремело по всему миру — там, где гордый и самодостаточный Нарцисс медитирует в танце, вроде бы не обращая внимания на сорок обалдевающих внизу мужиков — но и не отпуская их ни на минуту. Это не значит, что «женская» версия исчезла — в частности, на том знаменитом красном столе в свое время танцевала Майя Плисецкая, — но все же «мужская» стала главной.

В Парижской опере сейчас чередуются две версии (обе привезут и в Москву). Кордебалет всегда мужской, а вот объектами поклонения оказываются в очередь Николя ле Риш, Мари-Аньез Жилло и Стефани Ромбер. Один мужчина и две женщины — и узнать, в какой день кто танцует, можно будет лишь на сайте Большого театра за пару дней до показа, на билетах никаких указаний нет. Знак уже нашего времени: предполагается, что между страстью к женщине и страстью к мужчине нет принципиальных отличий.