Herman Schmerman. Юноша и смерть. Cinque

До того как Большой театр стал готовить к выпуску балет Форсайта, что первый раз станцевали в конце декабря, — насколько вы представляли себе, что это за хореограф?

 Достаточно хорошо. Я давно была увлечена, смотрела записи Мариинки (у них была программа его одноактных балетов). Мне особенно нравится «In the middle somewhat elevated». (Название традиционно переводится «Посередине, слегка на возвышении». — А. Г.) Когда пару лет назад «Золотая маска » привозила театр из Фландрии со спектаклем «Impressing The Tsar» («Удивляя царя») — мы тоже ходили его смотреть.

Если знали — не было страшно? Хореограф-деконструктор, которого сплошь и рядом обзывают «разрушителем классики». А семь лет назад, когда вышла премьера в Мариинке, по городу ходили легенды — мол, балет так выматывает, что артистам в кулисах становится физически плохо, их просто выворачивает наизнанку. Вы не дрожали у станка?

Совсем нет. Наоборот, я безумно хотела танцевать «Herman Shmerman», сделала все возможное, старалась на каждой репетиции, чтобы меня заметили.

Ассистент Форсайта, Ноа Гелбер, который разучивал с труппой этот спектакль в Большом театре, объяснял вам, почему балет называется именно так?

Он только сказал, что Форсайт услышал в фильме это словосочетание, которое ничего не значит, и ему понравилось, как оно звучит. Ему тогда захотелось поставить балет, где все танцовщики двигаются очень быстро, выполняют такие навороты, которые взрывают голову зрителю, — и он решил, что эти слова подойдут для названия.

Сразу после премьеры народ в интернете бурно обсуждал костюмы в «Herman Shmerman», верхнюю часть вашего костюма особенно. В такой сетчатой маечке без всякой подкладки Форсайта двадцать лет подряд танцевала Сильви Гиллем, но у нашей публики такой наряд до сих пор вызывает шок. Вы не нервничали по этому поводу? Ну, «ой, мама увидит, как я выхожу на сцену с голой грудью»?

По поводу мамы — нет, не нервничала. Но я знала, как настороженно относятся в России к таким вещам. Та же «Весна священная» Прельжокажа (там ведь в финале танцовщица остается совсем обнаженной) — когда ее привозили на гастроли, я видела, как это все обсуждается и осуждается. И мне было страшно, что зрители меня осудят.

Как вам кажется, артисты (и вы в том числе) как-то меняются оттого, что танцуют Форсайта? На других ролях это сказывается?

Я уверена — да. Мы — все те, кто участвует в спектакле, — обсуждали это, и все заметили, что после Форсайта тело чувствует себя свободнее и становишься выносливее. Нам стало легче танцевать классику.

И последний вопрос — навеянный, конечно же, фильмом «Черный лебедь». Как вам кажется, насколько профессия балерины сказывается на психике? Это вообще здоровое занятие?

Сказывается, конечно. Но совсем не так, как это показано в фильме, — такого, как в «Черном лебеде», я не встречала. Может быть, так было в истории — с Ольгой Спесивцевой или Вацлавом Нижинским. То, как это показано в кино, — абсурдно. Но профессия безусловно влияет на психику. Мы все немножко сумасшедшие.