«Скрытая перспектива»

Летом 1942-го скучавшему целые дни в пустой нью-йоркской комнатке Роберту Капе было незачем вставать с кровати. Спустя два года Капа уже был единственным фотографом, заснявшим высадку союзников в Нормандии, а еще чуть менее чем через год сделал снимок последнего американского солдата, убитого по пути к Берлину. В промежутках между одной канонической фотокарточкой и другой Капа напивался с Хемингуэем и бесчисленными солдатами, влюблялся и объяснялся в генштабах, метался из Африки на Сицилию, а оттуда — в Лондон и во Францию. И бесконечно, до истощения, снимал смерть за работой.

Не то чтобы в мемуарах о Второй мировой не было недостатка — скорее наоборот. Впрочем, Капа — не обычный рассказчик, а «Скрытая перспектива» — не столько воспоминания, сколько полноценный роман. Разрешающимся неизменно комическим образом бюрократическим мытарствам и истории любви Капы к англичанке с розовыми волосами внимания здесь уделяется не меньше, чем окопной правде. Великий фотограф, прошедший пять войн и на последней из них погибший, из работ которого родилась военная фотожурналистика, берет не красотой слога и оригинальностью сравнений, а репортажной доходчивостью и безграничной самоиронией. И если в его снимках война показана через лица, эмоции и смерть тех, кто попал в объектив, то текст провозглашает неистребимую волю к жизни, и опять же — через людей: летчиков, режущихся в покер перед боем, солдатосвободителей, мучающихся похмельем, и девушек, обеспокоенных своим внешним видом в военное время.

В этих хрониках повседневного противостояния войне на самом бытовом уровне угадывается все тот же Хемингуэй, но у Капы нет ни патетики, ни стремления запечатлеть геройство обреченных на смерть. Его колоритные знакомцы стремятся не к подвигу, а к тому, чтобы, несмотря ни на что, оставаться людьми — пускай и через трусость и страх смерти, которые с ними разделяет и автор, не стесняющийся отсидеться в канаве во время воздушной атаки. Можно, конечно, сказать, что все время гнавшемуся за войной Капе жутко везло с фактурой для снимков и последующих баек. Но на самом деле это им повезло с рас-сказчиком — еще не стрингером, но соучастником, наблюдателем, оказывающимся то со спущенными штанами посреди минного поля, то с разбитым сердцем на франкоиспанской границе.