Пороки и добродетели (Джотто)

Ей 68, и она до сих пор сама выходит на сцену — более того, в программе одноактовок, что везет ее театр в Москву, соло Карлсон стоит в финале, где обычно выпускают суперзвезд. Все правильно — она и есть суперзвезда: женщина, с которой современный танец во Франции завоевал равные права с классикой — и затем продолжил наступление, потеснив чопорный балет. Американка, начинавшая карьеру в труппе Алвина Николаи, в 1971 году прибыла в Париж — и три года спустя возглавила группу театральных исследований в Парижской Опере. И строгие этуали начали ходить по сцене босиком; и театр перестал бояться как новой музыки, так и полной тишины; и — после того как Карлсон ушла из Оперы в 1980-м, став артистическим директором венецианского Ла Фениче, — не выбросил этот опыт ей вслед, а продолжил приглашать творцов контемпорари на постановки. Нововведение, оставшееся в практике театра после ухода новатора, — невероятная редкость в театральном мире.

Сейчас Каролин Карлсон возглавляет Национальный театральный центр Рубэ Нор Паде-Кале — и в небольшую труппу (19 человек) хореограф тщательно отобрала созвучных себе людей. Не только танцовщиков, но и философов. Впрочем, увидим мы (кроме самой Карлсон) лишь троих из них — в привозимой на гастроли программе только малоформатные постановки.

Первые две из них — «Ли» и «Мандала» — возникли в результате увлечения Карлсон буддизмом. Быть может, в прошлой жизни хореограф жила на Востоке — так чувствует она этот спокойный ритм, так ценит в движении лаконизм, так тщательно отмеривает паузы. Так похожи ее работы на японские рисунки тушью — казалось бы, десяток штрихов, а глаз не оторвать. Кто в 2006 году видел ее «Тигров в чайном домике», что привозили в Москву, не забудет этот дивный медитативный танец, мгновенно выключавший зрителя из обыденной суеты. «Ли» — это дуэт на музыку Алекси Обри-Карлсона для японской балерины и ее соотечественника-танцовщика (Тинацу Косакатани и Ютака Наката): за двадцать пять минут артисты побывают воплощением света и тьмы, боевых искусств и дзенской медитации. «Мандала» — получасовое соло для Сары Орелли (использована музыка Микаэля Гордона) — и это неспешное размышление о вечности, вылитое в безупречную, как японская каллиграфия, форму.

Финальные же восемнадцать минут — те самые, когда на сцене сама Карлсон, — имеют отношение уже не к буддизму, а к христианству (в этом нет проблемы — хореограф убеждена, что стены церквей не достают до небес). «Пороки и добродетели» — это вариации на темы фресок Джотто, что художник создал для падуанской Капеллы дель Арена в XIV веке. Карлсон в одиночку изобразит семь пороков — и столько же добродетелей; в одном можно не сомневаться — пороки будут столь же выразительны, как и их благочестивая противоположность