Золотой петушок

Эта опера — последняя в творчестве Римского-Корсакова, до премьеры которой сам он не дожил. Редко когда попадается такое произведение — с рекордным количеством идиотов на квадратный метр и на минуту звучания; выписанные Пушкиным и доведенные до степени абсурда либреттистом Владимиром Бельским герои замечательны своей непроходимой глупостью. В 1908 году, когда композитор закончил «Петушка», цензура запретила либретто: в нем усмотрели едкую пародию на самодержавие, а образ России оказался далек от привычной лубочной благости. Текст — что в принципе бывает крайне редко для оперы — конгениален музыке: чего только стоит одна фраза Шемаханской царицы, брошенная царю Додону: «Пропади ты, злой урод,/И дурацкий твой народ./ Как земля еще вас носит/И к ответу не попросит!/Погоди, седой болтун,/ Твой уж близок карачун!»

Материал «Петушка» с торжеством театральной условности просто-таки взывает к модернистскому сценическому воплощению, но удивительным образом в советское время оперу без затей ставили как сказку, наподобие «Руслана и Людмилы» или «Садко» — избы, кокошники, ситцевые платья, наклеенные на театральный задник звезды и прочее барахло. Последняя постановка конца 80-х в Большом вообще скатилась в категорию детских спектаклей — и на протяжении последних пятнадцати лет подрастающее поколение наблюдало за тем, как Шемаханская царица неприличным образом соблазняет царя, шепча ему: «Жалок ты, царицу зная лишь в одеждах, — недурна я и без них». Теперь за «Петуха» взялся Кирилл Серебренников — ему не надо объяснять ничего про жанр политической сатиры или про модернизацию классики.

На протяжении трех месяцев автора «Отморозков» и «Околоноля» с завидной регулярностью видели поднимающимся в репетиционный зал — режиссер потребовал на подготовку в полтора раза больше времени, чем обычно, потому как ему надо сладить не только с двумя составами исполнителей, но и с огромным хором, разношерстной массовкой и с технической командой, на которую возложены сложнейшие задачи — особенные визуальные и световые эффекты. Привыкших к общему плану и незатейливой драматургии артистов оперы он учит работать тщательно и подробно, прорабатывая каждое слово и каждый такт музыки. Рядом с ним — музыкальный руководитель постановки и главный дирижер Большого Василий Синайский, который параллельно сценическим репетициям счищает слои пыли на оркестровых корректурах — и музыканты, игравшие эту оперу последнюю четверть века как детский утренник, с удивлением отмечают, что Римский, оказывается, написал отличную музыку. Визуальной эмблемой спектакля стал плакат с чиновником, с идиотической улыбкой взирающим на леденец в виде золотого петушка; зная историю оперы, которая началась скандалом, удивляться этому, наверное, не имеет смысла — ни Римский-Корсаков, ни Синайский с Серебренниковым не искали и не ищут легких путей и компромиссов.