Современное итальянское искусство середины XX века

В списке спецпроектов биеннале эта выставка носила название «Группа “Зеро” и авангард в Италии 1960-х годов», потом его неожиданно сменили на более спокойное — «Современное итальянское искусство середины ХХ века». Разгадка таких странных мутаций проста: отечественные знатоки стали занудливо толковать о том, что группа «Зеро» — немецкая, ее организовали в 1957-м в Дюссельдорфе два немца — Хайнц Мак и Отто Пино, и итальянцев поначалу никаких не наблюдалось. Основатели движения, как то свойственно порядочным германским гениям, намеревались достичь полного и беспрекословного Абсолюта. Для уловления оного Хайнц Мак, например, разложил в пустыне 50 маленьких зеркал, а присоединившийся к группе чуть позже Гюнтер Юккер колотил в промышленном количестве гвозди во всякие разные предметы. Однако вскорости на поиски чистого и беспредельного Нуля отправились лучшие силы послевоенной Европы — французы, швейцарцы, испанцы, венгры. Но больше всего среди этой международной бригады оказалось итальянцев — были тому особые причины.

Русских среди них не было в связи с наличием железного занавеса, хотя многие из неофициальных художников конца пятидесятых были бы в этой компании очень даже к месту, например ранний Эрик Булатов, тогда еще не ставший соцартистом, или Франциско Инфантэ, разрабатывавший проекты реконструкции звездного неба. И, конечно, нельзя было не припомнить великого и ужасного нашего Казимира Севериновича, который еще в 1913-м объявил о том, что он самолично «преобразился в нуль форм». Правда, к Малевичу в этих кругах относились почтительно, но как-то холодно. Все же ужасно тоталитарен и авторитарен был этот его супрематизм, в котором ничего человеческого уж, почитай, и не оставалось.

Итальянцы ни в какой космос со своего прекрасного полуострова улетать не собирались. Хотя — в отличие от немцев (и русских!) — тоталитаризм прошелся по ним гораздо мягче, идеи всеобщего очищения и высшей философии были им присущи в самой высокой степени. А к «обнулению» искусства итальянцы приступили раньше всех: еще в сороковых Лучо Фонтана начал разрезать холсты, пытаясь определить, что же такое — пространство в произведении искусства.

При таких амбициях всенепременнейше должна была получиться непереносимая скукотища. Однако величие итальянского чувства формы тут себя и проявило — даже холсты, покрытые равномерными ритмическими орнаментами, создают ясные и образные конструкции, а незатейливые композиции из почти невесомых палочек и проволочек самым оптимистическим образом изменяют окружающее нас пространство. Но, что самое главное, в эпицентре всей этой крайне серьезной группы помещался величайший шутник Пьеро Мандзони — тот самый, который оставлял подпись на прекрасных обнаженных девушках и продавал собственные какашки, запаянные в баночки с надписью «Дерьмо художника».