Грозовой перевал (2011 год)

Хмурый христианин мистер Эрншоу возвращается в свое спартанское имение в Йоркшире вместе с бомжеватого вида подростком (Соломон Глейв). Беспризорника крестят, нарекают Хитклиффом, и он начинает потихоньку приживаться в семействе Эрншоу — хотя обращаются с ним, естественно, как с челядью. Особенно в этом преуспевает сын хозяина Хиндли, недовольный болезненной близостью приемыша с его сестрой Кэти (Шеннон Бир). После пары стычек не настроенного давать себя в обиду Хитклиффа (уже на старте фильма владеющего десятком матерных слов) вышвыривают из дома — а через много лет он, превратившись в респектабельного джентльмена, вернется. Чтобы обнаружить, что Кэти вышла замуж и, скажем прямо, сильно изменилась. «Грозовой перевал» экранизировался столько раз, что все уже давно сбились со счету. Версия бытописательницы британского люмпен-пролетариата Андреа Арнольд («Аквариум», «Красная дорога»), как и большинство предыдущих, благоразумно обрывается посреди романа — и, кажется, это единственное сходство ее фильма с предшественниками. Радикальность подхода англичанки проявляется уже на стадии кастинга: цыгана Хитклиффа кто только не играл — от Оливье до Файнса, — но лишь Арнольд хватило смелости сделать его чернокожим, отчего байроническая дикость и необузданность приемыша приобрели совсем уж гротескный характер. Подчеркнутая цветом кожи классовая озлобленность и жажда мести — в таком прочтении Хитклифф напоминает уже шекспировского Калибана. Кэти, с которой подобного трюка не проделаешь, Арнольд при этом интересует не очень — она больше сосредоточена на прекрасном союзе оборванца Хитклиффа и унылых йоркширских пустошей с их пронзительными ветрами и выцветшими склонами. Вообще, крах отношений и трагедия убежденного романтизма видятся режиссеру каким-то лишним и ненужным отягощением материала. Главное здесь — скрупулезное внимание к деталям: потрескавшиеся губы крупным планом, грязь под ногтями, стрекот сверчков и осыпавшаяся штукатурка. Ее камера дрожит, симулируя рассредоточенность хитклиффовского взгляда, прячется во тьме и постоянно отвлекается — вдруг фокусируясь, стоит герою приблизиться к такому недоступному объекту желания. Желания столь сильного и столь телесного, что от его мощи буквально мрет все вокруг — и звери, и, в конечном счете, люди. А это уже наблюдение, которое составило бы славу далеко не только литературе для интеллигентных барышень.