Даешь!

Галерея «Проун» демонстрирует шедевры советского агитпропа — не встык к митинговым страстям и выборным истерикам, а изящно отступив на месяц, так, чтобы никто даже не подумал, что выставку здесь делали не про чистое искусство, а про грязную политику. Как ни странно, но таким образом отмечают рождение в славном 1937 году, ровно 75 лет назад, музея Владимира Маяковского — хранителя произведений современников поэта — авангардистов, в том числе и авторов фотомонтажей и плакатов: Густава Клуциса (1895–1938), Александра Родченко (1891–1956), Лазаря Лисицкого (1890–1941) и Сергея Сенькина (1894–1963). Наступавший ради любимой революции на горло собственной песне поэт и в страшном сне не мог увидеть подобную переоценку ценностей. Зато публика вслед за кураторами может наслаждаться формальными качествами и технической изобретательностью художников, рекламировавших СССР и его вождей, призывавших ходить на выборы — как будто у населения был какой-нибудь выбор.

Эффективный агитатор, фотомонтаж позволял соединять эффектный образ с навязчивой риторикой, смешивать масштабы, врубаясь лозунгами прямо в мозг. Густав Клуцис бился всерьез за честь изобретения новой техники, хотя кажется более вероятным, что привез моду из Германии Лазарь Лисицкий. Подстегнула интенсивное развитие фотомонтажа в СССР смерть основоположника государства — глупо было не использовать чудную возможность вводить позаимствованную с редких снимков фигурку Ленина во все новые контексты, ставить ее рядом с товарищем Сталиным с помощью ножниц, клея, фотоувеличителя. Мастерство и изобретательность не уберегли автора самых мощных образов эпохи, украшавшего фигурой шагающего Сталина огромные здания — Клуциса расстреляли с другими латышами, боровшимися за советскую власть. Родченко отделался фактическим запретом на профессию, Лисицкий и Сенькин стали скромнее и незаметней, запал угас, техника продолжала вялое существование — обслуживая все новых вождей. А вдохновенным образцам чистой пропаганды история оставила место лишь в художественном процессе. Правда, при таком раскладе неясно — с чего такой пафос.