Москва — Петушки

Веничка — сухощавый, даже тщедушный молодой человек, который, кажется, вот-вот постареет, со слегка залёжанными нестрижеными волосами, в поношенном пиджаке и криво сидящей бабочке — вошел в зал с легким портфелем, недостаточно отягощенным хересом и тяжелой мыслью. Мысль была об огромной ресторанной люстре, которая ведь может и на голову упасть. Сама угроза — многоярусная, из железа и множества разнокалиберных водочных бутылок конструкция (по эскизу Давида Боровского к несостоявшемуся спектаклю Таганки «Страсти по Ерофееву»), мирно покачивалась аккурат над головами зрителей, потом дернулась и, позвякивая, поплыла вправо. Веничка попробовал спрятаться от нее за вопиюще-красным, из дешевого советского плюша занавесом, но за ним объявился двойник люстры-угрозы…

Режиссер Сергей Женовач поставил поэму Ерофеева как многонаселенный моноспектакль. Одинокий герой погружен в собственные мысли, они материализуются и начинают жить своей жизнью: докучать, преследовать, смешить, рассказывая свои истории, угрожать, как люстра, бередить… И при этом никак не нарушать его одиночества. Зрители — тоже его мысленные собеседники, к которым он все время обращается, веря, что не перебьют и не ответят. Отвечают только ангелы: две прелестные девушки в черных кудряшках и белых комбинезончиках, с надписью «СТИ» («Студия театрального искусства») на белых футболках. Именно театр предлагает Веничке еще одну возможность понять, почему он так и не доехал до Петушков.

Сценограф Александр Боровский создает пространство, Веничке великоватое, очерченное назойливыми занавесами-напоминаниями: красным — о советском официозе, белой французской шторой — о советском же досуге в привокзальном ресторане. Между ними стол как ковчег, собирающий спасающихся собутыльников, которые вздымают над ним граненые стаканы при каждом тосте, как рабочий и колхозница — серп и молот. За стол дружно держатся даже тогда, когда он нежданно встает на дыбы. Оторваться от него можно только ради белоглазой Девушки-баллады (Мария Курденевич). Сцена услужливо на пару минут поднимает из чрева своего матрас, на котором она — смеющаяся гибкая хулиганка, обвивающая Веничку стройными ножками. А потом «проглатывает» вновь. «Блаженство и корчи, восторги и судороги» ждут в Петушках, а до них еще доехать надо.

Веничка в исполнении Алексея Верткова верит, что обязательно доедет. Оптимист… Актер «купается» в тексте Ерофеева, угощая им публику, как коктейлем, рецепт которого тут же и дарит ей. Он прикрывает тоску иронией, изящно жонглирует матерком, не давая зрителям усомниться в его поэтичности. Но артистизм Верткова лишает Веничку сквозящего в каждом ерофеевском слове чувства собственной неуместности, невстроенности в общий хмельной лад, ненужности никому. Театр дает герою опору в зрительском сопереживании. Отсюда и надежда на Петушки. А писание поэмы — дело одиночки. Для автора трагедия неизбежна. В спектакле пока гибель Венички остается несчастным случаем. Впрочем, поезд «Москва – Петушки» по сцене «Студии театрального искусства» еще только отправляется в путь.

Фото: сцена из спектакля