Жан-Ив Тибоде

Жан-Ив Тибоде не соответствует ровным счетом ни одному критерию, которые снобская Москва предъявляет зарубежным гастролерам-пианистам. По-прежнему и не без оснований гордясь своей фортепианной школой, столица нашей родины за последние полвека сформировала идеальный облик того, кто достоин в полном одиночестве сидеть за клавиатурой на сцене полуторатысячного концертного зала и битых два часа удерживать в нем публику. Это должен быть мыслитель и философ за роялем (как Святослав Рихтер), обладающий безупречным вкусом и чувством меры (как Эмиль Гилельс), желательно по жизни отшельник и личность крайне самоуглубленная, не поддающаяся переменчивой моде и не замечающая течения времени (как Михаил Плетнев или Элисо Вирсаладзе), но при этом музыкант крайне темпераментный и, если надо, могущий поразить стихийной виртуозностью (как Денис Мацуев).

Так вот Жан-Ив Тибоде решительно не подходит под данный образ. Он никак не мыслитель и уж точно не философ — его интерпретациям не свойственны внутренняя конфликтность, и он явно пребывает в прекрасной гармонии с самим собой. Его фортепианная техника изрядна, но он никогда особо не интересовался той музыкой, которая так воспламеняет воображение аудитории, — Лист, Рахманинов и Чайковский не в числе его «козырных карт». Он всегда одет с иголочки и, в отличие от своих многочисленных коллег, точно знает, какой на дворе год и век, — умеет преподносить себя публике, добавляя к своему внешнему облику лощеного европейца (высокий рост, стройная фигура, ниспадающая на лоб челка) нотку легкого, истинно французского небрежного шика — например, под безупречно скроенными черными брюками могут обнаружиться малинового цвета носки — правда, тоже безупречного качества и отменно на нем сидящие. Кажется, что каждый раз он выходит на сцену не для того, чтобы исповедаться перед публикой, выговорить свою душу, страдать и думать, — а исключительно для того, чтобы получить удовольствие от общения с инструментом, которым он владеет так хорошо, и с публикой, привычки и повадки которой за несколько десятилетий концертной карьеры изучил досконально и умеет использовать для себя. Иными словами, он истинный представитель Франции — сибарит, знающий вкус жизни, и абсолютный гедонист, без малейшего намека на свойственное его русским коллегам трагическое мироощущение. В их ряду он смотрелся бы белой вороной — может быть, поэтому Москва, ошеломленная контрастом с тем, что знала ранее, так решительно полюбила его со времени его российского дебюта около десяти лет назад — Тибоде смотрится здесь невиданной красоты экзотической птицей. В свой новый приезд он будет играть музыку одного автора — Клода Дебюсси, с которым у большинства русских пианистов отношения весьма натянутые (опять же никакого внутреннего конфликта, отсутствие потребности страдать и музыка различных состояний, максимально далеких от стрессовых). Вторая тетрадь прелюдий, «Эстампы», Бергамасская сюита — французская терапия для города, измученного страстями рахманиновских концертов и эксцентрикой прокофьевских сонат. Это будет очень приятный расслабленный вечер — и да, обратите внимание, как хорошо сидит на герое этого вечера смокинг от Вивьен Вествуд.