Страх и нищета в Третьей империи
- Режиссер/Постановщик
- Александр Коручеков
О спектакле
Постановка пьесы Брехта об отношениях человека и государства. Режиссера Коручекова интересует то, как диктатура растлевает подвластных ей людей.
Бертольт Брехт никогда не следовал завету Станиславского: «когда играешь злого, ищи, в чем он добрый». Нюансам и оттенкам он и как драматург, и как режиссер предпочитал определенность. Подтекстам и вторым планам — острый, не вызывающий сомнений текст. Его герои всегда выбирали сторону очередной баррикады, и хуже всех приходилось тем, кто замешкается. Куда нам, казалось бы, с нашей страстью к самокопанию и нелюбовью принимать решения играть экспрессивные четкие пьесы Брехта. Но ведь и мы таки в конце концов натыкаемся на баррикады. И тогда именно Брехт помогает нам определиться. По крайней мере в театре.
Если вспомнить неудачную «Кураж» по пьесе «Мамаша Кураж и ее дети» театра «Эрмитаж» в прошлом сезоне, то «Страх и нищета в Третьей империи» — четвертая брехтовская премьера на центральных площадках подряд. Правда, для ученика Сергея Женовача, режиссера Александра Коручекова — это не первая попытка сделать спектакль по необычному для самого Брехта тексту, раздробленному на двадцать четыре не связанных единым сюжетом эпизода. Композицию из четырех сцен он выпустил недавно как дипломный спектакль Щукинского училища. Но студенческие спектакли долго не живут, а затронутые темы с тех пор стали только злободневнее. Коручеков рискнул войти в ту же воду второй раз. Только сцен теперь стало пять: «Меловой крест», «Шпион», «Жена еврейка», «Правосудие» и «Нагорная проповедь». Играть их будут в основном молодые актеры «Табакерки» и Художественного театра. Но есть и звезды: Александр Семчев, Ольга Красько, Наталия Журавлева.
Брехт писал «Страх…» в изгнании как личный враг фюрера и закончил в 1938 году, накануне большой войны. Премьеру играли во Франции на немецком, для своих — эмигрантов. Французы еще воспринимали высмеянные в ней реалии фашизма как гротеск. Впрочем, заблуждались они недолго.
Коручеков выбрал эпизоды, сегодня наиболее реалистичные. Как и Карбаускис в постановке «Пунтила и его слуга Матти», где окружение самодура вызывает куда более горькую усмешку, чем сам самодур, его интересуют не представители власти, а то, как диктатура растлевает подвластных ей людей. Страх не только судью, например, вынуждает выносить неправый приговор (кого у нас это может удивить?), но и священника дрожащими пальцами пролистывать страницы Библии, в которых можно узреть опасный намек. Разве подобные сюжеты в нашей жизни еще кажутся гиперболой? А впереди есть история, где родители, сын которых выбежал в магазин, в ужасе начинают припоминать сказанные при нем слова, потому что боятся, что он на самом деле побежал на них доносить. Хотя и такое ведь уже у нас было. И время то сегодня начинают вспоминать как славное.
Фото Ксении Бубенец