Стеклянный зверинец

Постановка Туфана Имамутдинова, питомца мастерской Олега Кудряшова, пьесы Теннесси Уильямса «Стеклянный зверинец» на Большой сцене Театра Наций — событие не проходное. Начинающие режиссеры сегодня предпочитают работать с актерами-сверстниками в камерных пространствах для небольшого круга «своих» зрителей, стараясь избегать «трудностей перевода» на язык других поколений. В этом есть естественное стремление предъявить и утвердить себя как некую новую общность со своим взглядом на жизнь, чувством сегодняшнего дня и стиля. Преодолеть границы «ближнего круга» отваживаются не многие. Ведь проблема не только во взаимопонимании «отцов» и «детей». На репетициях с актером-мастером, человеком состоявшимся, готовым вложить в спектакль не только свои умения, но и судьбу, сразу возникает вопрос, что ты-то можешь ему дать, за какие новые горизонты его поманить. Вызов нешуточный. Но только так приходит профессиональное взросление.

Туфан Имамутдинов в спектакле «Шоша» по роману Башевиса-Зингера уже работал с настоящей звездой. Небольшую, но важную роль матери Шоши у него играла Роза Хайруллина. В «Стеклянный зверинец» он позвал Марину Неелову и предложил роль, казалось бы, совершенно ей не свойственную, — деспотичной мамаши Аманды Уингфилд, требующей от своих несчастных детей соблюдать приличия прежде всего. Вернее, так Аманду принято трактовать. Иначе ее сбежавший из дома сын Том, прототипом которого отчасти себя считал сам Теннесси Уильямс, не мог бы выглядеть героем, вырвавшимся из пут пошлой обыденности. В спектакле Театра Наций все иначе.

В голых картонных стенах неуютного дома Уингфилдов живет настоящая семья — мать и ее дети: зачитывающийся стихами Джима Моррисона сын Том (Евгений Ткачук), ненавидящий свою работу в обувном магазине, и болезненно переживающая свою инвалидность, отгородившаяся от мира кругом игрушечной карусели со стеклянными лошадками дочь-хромоножка Лаура (Алла Юганова). Все трое любят друг друга, и каждый чувствует вину перед остальными. Аманда — за то, что от нее сбежал непутевый муж, успевший пропить семейное состояние. Том — за то, что не способен быть опорой. Лаура и вовсе считает себя причиной всех бед семьи. Все трое сыграны замечательно. Актеры точны, органичны, чувствуют друг друга, откликаются на импровизации. Неелова не боится быть смешной и жалкой, какой-то угорелой наседкой, буквально душащей своих птенцов суетливой опекой и неостановимыми уверениями, что у них все хорошо. Ткачук даже в акробатических попытках просочиться от материнской заботы сквозь стены, даже в напускной грубости дает почувствовать нежную зависимость своего героя и от матери, и от сестры. Юганова, не желая вызвать жалость физическим недостатком своей героини (позволяя себе лишь легкий намек на хромоту), заставляет Лауру принимать своих родных такими, какие они есть, понимать их и чувствовать себя чуть ли не старшей в семье.

Беда спектакля в том, что молодой режиссер, тонко придумав исходную ситуацию семейной драмы, не смог ее развить. Актеры от сцены к сцене играют все новые и новые оттенки одного и того же состояния. А действие стоит. Реальное событие происходит лишь во втором акте, когда Том приводит в гости гипотетического жениха для сестры. Только в сцене встречи Лауры и Джима (Павел Кузьмин) — от первой неловкости, через обаяние возможной душевной близости и надежды на будущее к признанию Джима в том, что он помолвлен с другой, — драма случается «здесь и сейчас». И бегство Тома именно после нее, того самого Тома — искренне любящего, заботливого брата и сына, каким его уже привык воспринимать зритель, — кажется невероятным. Но занавес картинно падает, и на него проецируется пестрая картинка разбитой в дребезги детской игрушки-калейдоскопа.

Фото Елены Сидякиной