Дмитрий Гутов «Удивляться нечему»

В «художнике Гутове» заключено противоречие: он профессиональный искусствовед, что дает ему массу поводов иронизировать над собой, говоря о «дилетантизме в искусстве». Но при этом работы Гутова — аналитичные по сути, в то же время являются предельно эстетичными. О его искусстве можно не только думать — на него приятно смотреть. Кажется, поэтому «свой» Гутов есть в каждой московской коллекции. В одном из интервью он заметил, что «занятия искусством — это способ наблюдения за жизнью». Гутовская «жизнь в искусстве» — определенно барометр перемен. Ранние работы конца 1980-х, в ситуации полного обнищания страны, сделаны буквально из подручных материалов, типа дверцы от серванта. Работы начала 1990-х маркируют эпоху первоначального накопления капитала: кажется, только в то время было возможно осуществить такие эффектные жесты, как засыпать все пространство галереи стружкой по колено или залить ее 25 тоннами грязи, проложив по ней небольшие мостки для прохода. В следующий период, когда лихих денег уже не было, Гутов возвращается к «приватным» занятиям искусством — так появляются его видео, коллажи, фотографии, он начинает заниматься живописью. «Сытое путинское десятилетие» дает возможность производства новых объектов из металла, работой над которыми он увлечен до сих пор.

Гутова интересуют довольно маргинальные стороны жизни: 1960-е еще не вошли в моду на рубеже 1980–1990-х (как раз пиком его интереса к эпохе и является упомянутая легендарная инсталляция «Над черной грязью», сделанная «по мотивам» картины Пименова 1962 года «Свадьба на завтрашней улице»), в момент появления московского акционизма, возникновения интереса к телесности он делает полупрозрачные работы из лески, а также создает Институт Лифшица, полуфиктивное учреждение, цель которого — изучение и пропаганда взглядов этого советского искусствоведа и непримиримого критика модернизма. Обращается к живописи, когда все очарованы мультимедиа. В разгар противостояния церкви и сообщества современного искусства открывает выставку по мотивам образов православных икон. Но из этого всего не следует, что Гутов делает что-то вопреки.

Гутов является убежденным марксистом. И все его творчество существует внутри его опыта прочтения Маркса, Гегеля и других диалектиков. В этом и заключается главная интрига ретроспективы: зрителю предстоит понять, как такая серьезная интеллектуальная работа обретает свое художественное воплощение — да хотя бы в картине «Тварь безмозглая».