Дети смотрителей слонов

Раньше про Питера Хёга писали: «Автор “Смиллы и ее чувства снега” и “Условно пригодных”». Теперь эта дефиниция неверна. Потому что с недавнего времени нам явлены два Хёга. Один — автор «Смиллы» и, скажем, «Тишины», медлительной, медитативной прозы, в которой Хёг смакует несколько десятков слов для названий разных видов снега или описывает, какой может быть внутренняя тональность человека и как это — слышать людей. Другой — тут можно совершенно точно называть два романа — автор «Условно пригодных» и «Детей смотрителей слонов». Потому что эти романы похожи друг на друга даже больше, чем «Смилла» и «Тишина». Как и в «Условно пригодных», в «Детях…» главный герой — 14-летний подросток и зовут его точно так же — Питер. Он не то чтобы сирота: у него есть родители, старшие сестра Тильте, брат Ганс и собака-фокстерьер Баскер Третий (Третий он потому, что до него были еще два Баскера, которые умерли от старости). Вся эта прекрасная, хотя и чуть-чуть сумасшедшая, по признанию Питера, семья живет на неком выдуманном острове Финё. Но дети вынужденно становятся социальными сиротами, потому что их родители (отец — священник, мать — органистка) внезапно исчезли, а к детям направлены полицейские, которые должны поместить их в соответствующее статусу заведение. То есть, видимо, туда, где держат условно пригодных. И детям ничего не остается, как начать собственное расследование, попытаться найти в Копенгагене родителей и вернуть их домой. Собака, разумеется, будет им в этом помогать. Формально «Дети…» — триллер, как и все другие романы Хёга. Жиденький такой, в котором острый сюжет нужен для того, чтобы не дать рассыпаться всей этой конструкции из идей. Но тут Хёг берется за старое, за то, что у него решительно не получилось в «Тишине»: вводит в роман некую тайную религиозную организацию и прочую религиозную лабуду.

Именно лабуду, потому что в «Тишине» он придумал монахиню, которая носила под рясой кружевное белье, а в «Детях…» тоже появляется монахиня, правда, уже не христианка, а буддистка, которая зарабатывает сексом по телефону. И, разумеется, дети наделены особенными талантами: Тильте может кого-угодно убедить в чем-угодно, а Питер иногда видит дверь. Дверь — это что-то вроде озарения, выхода за пределы собственного сознания. Это тоже не новость для героев Хёга. Но то, что завораживало читателя в «Смилле», «Условно пригодных», «Женщине и обезьяне», «Тишине», какая-то его особенная хёговская безмерная, неохватная суггестивность, в «Детях…» куда-то пропало, растворилось, иссякло. Остались только смешные чудаки с каким-то смешным видением мира и претензией на догматизм. Похоже, что Хёг после долгих поисков все-таки себя нашел. Потому что нет ничего хуже счастливого писателя. Он становится скучным. Возникает вопрос: а при чем тут слоны? Ни при чем. Это метафора. Очень для Хёга важная. Иначе он не вынес бы ее в заголовок.