Дом, который построил Свифт

Фильм Марка Захарова, снятый в 1982 году по одноименному сценарию Горина, начинался эпизодом мнимых похорон Свифта — Олега Янковского: «Когда случилось это? — Сегодня, как обычно, в пять часов». Но началась череда смертей — Брежнев, Андропов, Черненко, — и фильм показали по телевидению только в 1985-м. Повторный показ был намечен на август 1991-го — но вместо него транслировали «Лебединое озеро». Все, как в самом сценарии, где Джонатана Свифта упрекают во всех бедах: мол, все, что он описал в «Приключениях Гулливера», сбывается в старой доброй Британии.

Англичанин Свифт жил в Дублине и, кроме литературы и философии, занимался религией: был деканом (то есть настоятелем) церкви Святого Патрика, защищал права бедных и считался неофициальным лидером Ирландии. В конце жизни этот невероятно желчный и остроумный человек страдал душевным расстройством, а после инсульта потерял речь. Но рефлексировать, похоже, продолжал до конца — и завещал состояние на создание клиники для умалишенных. «Декан перестал пользоваться словами — они искажают смысл. Он выражается мыслями», — так говорят о Свифте у Горина, создавшего по мотивам биографии писателя острый, но невеселый скетч из жизни позднесоветской интеллигенции. Скетч этот кажется сегодня весьма актуальным.

«Я великан, просто я опустился… уменьшился по требованию короля… поклоны, приседания, ежедневный трехразовый прием алкоголя — и твой мозг очищается…» — так говорит бывший великан, а ныне тщедушный Глюм (Григорий Сиятвинда), решивший сразиться с психиатром, посланным к Свифту из Лондона. Блестящий текст в спектакле Евгения Писарева, автора ярких, веселых постановок (и одного из немногих, кому они правда удаются), произносят строго и собранно, не устраивая балаган. Это вообще культурный спектакль. Разве что немного вялый и архаичный по форме — вернее, форма в нем слишком подчинена содержанию, то есть словам.

Соавтор Писарева, художник Зиновий Марголин, как всегда, на высоте. Он соорудил на сцене огромный стеклянный купол, в котором по ходу действия все меньше целых стекол: «Поэтам бросают цветы, сатирикам — булыжники». Это дом Свифта, где тот живет в добровольно-принудительном изгнании и где толпа нанятых им актеров изображает персонажей его книг. Когда купол разворачивается выпуклой стороной к залу, он становится похожим на гигантскую чашку, выпить из которой мечтают лилипуты.

Актеру Андрею Заводюку удается «молчать со смыслом» — верится, что это способ Свифта отгородиться от разочаровавшего его человеческого стада. У Антона Феоктистова получается сыграть прозрение: молодой доктор Симпсон не сразу понимает, что стал представителем репрессивной психиатрии, инструментом в руках власти — осознав это, он встает на сторону писателя. Есть здесь и две женщины, более умная (Анна Кармакова) и более уютная (Анастасия Панина), наперебой окружающие декана заботой. И ученый-свифтовед, прибывший из будущего, — актер Алексей Воропанов, одетый по брежневской моде, в мохеровом шарфе и норковом треухе, вдруг чем-то напоминает Марка Захарова. Ровные, намеренно бесстрастные интонации, с которыми он сообщает Свифту, что судьба его не задалась, наводят на некую догадку.

Все знают маску Марка Анатольевича Захарова, скрывающую его неподражаемую иронию и сарказм. Маску, придуманную им в давние времена и с годами ставшую частью его имиджа. Похоже, вялость спектакля Евгения Писарева — такая же маска, возникшая от необходимости скрывать реакцию на слишком уж явное сходство между поздним застоем начала 80-х и утратившей все «болотные» надежды Россией 2016-го. Маска апатии и бесстрастия, потихоньку прирастающая к нашему общему лицу.