Поздний Машков

Экспозиция в фонде In Artibus объединила живопись и графику 1920–1930-х годов. К этому времени Машков уже успел основать общество художников «Бубновый валет», увлечься экспериментами с цветом и формой в духе сезаннизма, а после 1917 года — обратиться к близким соцреализму темам и начать создавать портреты колхозников и партизан, изобильные натюрморты и картины счастливого детства. Все это время он продолжал преподавать: из его мастерской вышли сотни благодарных учеников, многие из которых оставили воспоминания об учебной поре.

Девушка с подсолнухами. Портрет Зои Андреевой. 1930

Из воспоминаний А. Эфроса:

«Очень уж велика противоположность между силой машковского дарования и его человеческой робостью. Все они, бубновалетовские люди, крепыши и здоровяки, но из крепких крепкий, из здоровых здоровый — Машков. Силища в его живописи прет через край. А он сидит и охает: ой, боюсь! Ой, не смею! Ой, не знаю, что делать? Как приступить? А ведь он — отличный натюрмортист и незаурядный портретист, когда забывает о своих приступах медвежьей болезни. Портреты в руках Машкова — ключ к прямому, правдивому, суровому искусству иконографии, а он чурается [портретов] или ходит вокруг да около. Не знаю, в каком порядке — общественного воздействия что ли? — а надо дать Машкову крепительного и засадить за серию портретов ударников, выбрав модели повыразительнее. Думается, от этого был бы настоящий толк и для искусства, и для художника».

Гурзуф. Женский пляж. 1925

Из воспоминаний Е. Зерновой:

«Он говорил, что живопись должна идти “от желудка”, то есть от непосредственного ощущения, темперамента; чем звонче цвет, тем лучше. Иногда он приводил в пример роспись русских подносов, чайников, вывесок. Она цветиста, выразительна, лаконична. Он любил примитивы и хвалил нам Анри Руссо».

Снедь московская. Хлебы. 1924

Из воспоминаний Г. Рублева:

«Однажды Илья Иванович попросил нас купить у Елисеева на Тверской всевозможных хлебных изделий. Ребята привезли на извозчике целый узел. И Илья Иванович поставил огромный натюрморт. Он долго ставил, пробовал, переставлял, убирал и заменял одно другим и, наконец, когда, по его мнению, натюрморт “утрясся”, воскликнул: “А знаете, ребята! Натюрморт мне нравится, и с этого места я буду писать с вами, вы его не занимайте”. На другой день он привез холст и за неделю написал натюрморт “Снедь московская. Хлебы”, ставший одним из лучших произведений новой советской живописи».

Фрукты с сельскохозяйственной выставки. Айва и персики. II вариант. 1939

Из воспоминаний Ю. Меркулова:

«Живопись была богиней Машкова, и даже рисунок подчинялся ее законам, являясь средством для подготовки цветных слоев и объемов. “Ставил” натюрморты он бесподобно и исключительно разнообразно, пользуясь запасом старинных одежд, тряпок разных цветов, разнообразных предметов, вводя фрукты и овощи и все, что давало контрасты, валеры и цветовые пятна, развивая наш глаз к восприятию всего огромного разнообразия окружающего нас цветного мира».