Служанка (2016 год)

Секс, ложь и оккупация: упоительно чрезмерный эротический триллер от создателя «Олдбоя».

Оккупированная японцами Корея 1930-х: в воздухе разлиты коррупция и деградация, высшие классы соревнуются в верности захватчикам, маргиналы и проходимцы всех мастей стремятся воспользоваться всеобщим раздраем. У одного из таких трикстеров – нищего афериста, выдающего себя за японского князя по фамилии Фудзивара (Ха Джон-у), есть беспроигрышный план. С помощью подставной служанки, а на самом деле карманницы Сук-хи (Ким Тэ-ри) втереться в доверие леди Хидеко (Ким Мин-хи), загадочной наследницы солидного капитала, которая никогда не покидала поместье своего зловещего дядюшки-тирана; и женить ее на себе, чтобы затем сдать в дурдом и уже полноправно завладеть состоянием. Вот только служанка и госпожа быстро сближаются – более того, провокационный церемониал с омовениями и переодеваниями и двусмысленные ролевые игры вдруг увлекают Сук-хи куда сильнее, чем афера Фудзивары.

Эту завязку Пак Чхан-ук, один из флагманов современного корейского кино (вы наверняка видели его «Олдбоя»), венчает роскошной, одновременно изысканной и предельно откровенной лесбийской сценой – но надо понимать: это только начало. Разбитая на три части «Служанка» во второй главе вдруг меняет перспективу – и рассказывает историю уже глазами Хидеко, чтобы на финишной прямой принять точку зрения Фудзивары: каждый из трех основных персонажей ведет собственную, и при этом крайне опасную игру.

Интриги переплетаются, сюжетные твисты заставляют переосмыслить только что увиденное под новым углом, флешбэки и подвалы таят в себе кунсткамеры перверсий и травм, напряжение все нарастает и нарастает. Пак, если позволите, снимает в «Служанке» свой «Расемон» – триллер-триптих о том, что на каждую страшную тайну найдется секрет еще более жуткий, а на каждого комбинатора – интриганы, более ловкие и мотивированные. Главное достоинство фильма, впрочем, заключается не в его детективном мастерстве – а в той области, где Пак находит для своих героев самую мощную, всесильную мотивацию. Речь, конечно, о порывах сердечных – которые Пак иллюстрирует, во-первых, самыми убедительными сценами однополой любви со времен «Жизни Адель», а во-вторых, всем стилем своего фильма, в котором каждый предмет декораций, каждый узор, каждая ткань источает почти фетишистское томление – бурлящее под условностями, запретами и тиранией патриархального мира. Когда Пак позволяет этому томлению выплеснуться, выйти с фона на первый план, то эффект оказывается не менее мощным, чем когда в своих предыдущих фильмах кореец давал мести материализоваться насилием.