Притяжение (2017 год)

Пришельцы в Чертаново — скорее «Сумерки» под русский рэп, чем «День независимости».

Чертановская старшеклассница Юля (Ирина Старшенбаум) готовится отдать девственность бойфренду Артему (Александр Петров) — он постарше, гоняет на прокачанной тачке под русский рэп и подкупающе напорист. Момент, кажется, подходящий: отец-военный (Олег Меньшиков) умотал на службу, подруга Светка дала ключи от квартиры, а над Москвой как раз пронесся исторический метеоритный дождь — романтика, да и только.

Вот только со звездами на Чертаново падает кое-что еще — гигантский НЛО, принятый бравыми коллегами юлиного отца за гостинец от НАТО. Его тут же сбивают, для чего оказывается достаточно всего пары истребителей (знай, пришелец, силу русского оружия!) Итог падения — разрушенные типовые многоэтажки, сотни погибших, включая несчастную Светку, и заградительный периметр, который военные немедленно начинают строить вокруг места крушения.

Чертановцы негодуют, грозят выгнать инопланетян собственными силами — но тут «Притяжение» совершает жанровый разворот и вместо копирования «Дня независимости» пускается скорее в эрзац-«Сумерки», только снятые человеком, выросшим на проходной советской фантастике, а в последнее время полюбившим русский рэп от Скриптонита до, прости господи, Макса Коржа.

Тот факт, что широко разрекламированный сай-фай Федора Бондарчука о вторжении пришельцев на московский спальник на поверку оказался романтической сказкой, более того, беззастенчиво подростковой, сам по себе не плох и не хорош — бывают и такие жанры. «Притяжение» — фильм детский, по-юношески упивающийся наивной романтикой районов-кварталов, пыльной эстетикой клипов того же Скриптонита (те, правда, не такие длинные) и воспитательной риторикой («Прежде, чем громить Чужого, присмотрись к нему»).

Детское кино, впрочем, не обязано страдать от детсадовской драматургии — а другого эпитета для сценария, полагающегося на бесконечные допущения и невероятные стечения обстоятельств, не подберешь. Почти каждая сцена «Притяжения» заканчивается логическим провалом, драматургическим скачком через три ступеньки. Вот герои Старшенбаум и Петрова после катастрофы зависают над бездной обрушенного дома, с трудом, одной на двоих рукой вцепившись в перила кровати. Как они выберутся? Это вдруг оказывается неважно — ведь уже в следующей сцене они бегут на поиски помощи. Вот четверо забравшихся в зону оцепления пацанов с трудом кладут на плечи тяжеленную находку. Как они ее вынесут через кордоны и препятствия? Неважно — монтажная склейка магически переносит их уже в собственный гараж. Это всего лишь два примера — но такие, и правда фантастические, происшествия в «Притяжении» случаются практически в каждой сцене.

Эта небрежность в итоге подрывает любые благородные идеи, которые Бондарчук закладывает в свое кино, включая мысль о том, что даже пришельцы о землянах лучшего мнения, чем мы сами. Еще хуже, что превратного представления о реалиях русской жизни придерживается и сам режиссер. По крайней мере так кажется по фантазийности сцен, не касающихся пришельцев: урок астрономии в школе, будни окраинных гопников, реакция на ЧП русской власти.

Чего, впрочем, у Бондарчука не отнять — какого бы уровня ни были его фильмы, в них всегда найдется эффектный образ или кадр, на удивление точно (хотя и не факт, что осознанно) отражающий дух времени. Так в «Девятой роте» медсестра Белоснежка отдавалась целому батальону призывников, будто щедрая Россия середины нулевых, которой для правильных парней ничего было не жалко. Так в «Обитаемом острове» картонные, розовые танки предугадывали картонный, игрушечный (но от того не менее реальный) конфликт в Южной Осетии. Меткий образ сегодняшней России есть и в «Притяжении» — и выглядит он, как красиво подсвеченная пятая точка актрисы Старшенбаум, зависшая на краю пропасти. Как ее спасут, непонятно — но если верить Бондарчуку, спасут. Расходимся.