Викинг (2016 год)

Красочная, но растерянная сага о русской власти и псилоцибинах.

10 век. Русь тонет в грязи, снегу и междоусобицах князей: Ярополк спровоцировал убийство Олега, так что теперь их младший брат-бастард Владимир (Данила Козловский) спешит мстить с армией викингов-наемников. Так, сообщает закадровый голос, велит закон. Но перед войной с братом будущий креститель Руси сначала заезжает в Полоцк, где под действием варяжьего напитка-психоделика берет город, насилует княжну Рогнеду (Александра Бортич) и убивает ее родителей. Так, опять же, велит обычай: за обиду не мстит только раб, сообщает все тот же голос за кадром. Голос принадлежит Свенельду (Максим Суханов), воеводе и воспитателю Владимира, а заодно и выразителю идей, рулящих этим брутальным русским средневековьем: бей исподтишка, слабого подтолкни, за любой проступок мсти. Но вскоре у этого почти маккиавелианского кодекса бесчестия появится альтернатива — в лице кроткой и благочестивой пленницы Ирины (Светлана Ходченкова), воцерковленной трофейной гречанки в интересном положении. Псилоцибины, кстати, тоже всплывут еще не раз.

Заливает лица известных актеров колоритные, как в «Спасти рядового Райана», жижа и грязь. Замирает в многочисленных батальных сценах замедленной съемкой камера: тут кому-то распороли кишки, здесь кому-то снесли башку. Орет, рычит, мрет многочисленная массовка — в одной сцене берсерки, в другой печенеги. Цепляют глаз богато, тщательно подобранные детали обстановки и уклада. Проще говоря, проблемы «Викинга», магнум опуса продюсеров Эрнста и Максимова, самого дорогого русского фильма сезона и этакого славянского пеплума, связаны вовсе не со зрелищной частью — она здесь выглядит вполне современно и чаще всего не плоско.

Увы, архаичным в этой истории о переходе Руси от варварства к богоизбранности и от раздора к государству оказывается сам авторский замысел — на уровне как сценария, так и режиссуры. «Викинг» длится два с лишним часа, но ни один из персонажей толком и не получает ни нормального представления, ни мотиваций, ни развития. Парадокс, но прежде всего это касается главного героя — Владимир в одной сцене может быть нерешительным юнцом, а уже в следующей вдруг на глазах мудреть. Как складываются отношения между персонажами, не ясно и вовсе — все, кроме секса, ссор и пары неловких и нелогичных катарсисов, остается за кадром. Сюжет, вроде бы поступательный, с таким подходом ощущается хаотичным — и даже такой авторитарный инструмент, как закадровый голос, не делает происходящее осмысленнее, драматургически острее.

Это ощущение не большой истории, но кровавой, непроходимой каши не способствует связности — но, в принципе, более-менее показательно. «Викинг» и его авторы демонстрируют редкую нерешительность в трактовке своей центральной фигуры — понятно, что Владимир (как и любой значительный деятель средневековой истории) должен быть, скорее, антигероем, но как же очернять крестителя? Тем более, раз теперь он еще и центровой памятник. В итоге, «Викинг» ответственность с правителя более-менее снимает: здесь высшие силы вмешались, тут плохими оказались советники, там будущий князь попал под действие иностранного зелья. Такой подход, конечно показателен — массовое кино часто, причем невольно, улавливает чаяния породившего его общества. Но погружаясь во тьму русской истории, этот домотканый славянский блокбастер находит там не ответы или хотя бы намеки на то, как поступки Владимира и его современников сделали нас, нынешних русских такими, а только невольный вопрос, вызванный самой последовательной и внятной линией фильма. Мы типа грибы?