Лунный свет (2016 год)

Три стадии взросления чернокожего гея в номинированной на восемь «Оскаров» драме.

Широн (Алекс Хибберт, затем Эштон Сандерс, потом Треванте Родс), сначала такой маленький, что все зовут его просто Мелочь, привык убегать от сверстников и прятаться где-нибудь в пустых притонах — только так можно спастись от побоев и обидного обзывательства «педик» за спиной. Широну всего девять. «А я и правда педик?», — спросит он пару единственных взрослых, которым есть до него дело, крэкового дилера Хуана (Махершала Али) и его подружку (Жанель Монэ). Двое взрослых, которым пацан не приходится родным, но которые его жалеют и приглядывают за ним время от времени, раз родная мама чаще всего под кайфом, ухитрятся найти единственно правильные слова — и экран буквально озарится ощущением чуда.

Не обойдется без чуда — почти такого же случайного — и с уже 16-летним, выросшим в сутулого, застенчивого подростка Широном. Им станут ласки, которыми его одарит в сумраке лунного света единственный друг, куда б  олее социализированный и маскулинный Кевин. Вот только на следующий же день именно Кевин нанесет Широну тяжелую, болезненную рану. Спустя десять лет Кевин и Широн встретятся вновь — правда, последний уже совсем не будет походить на того робкого, запуганного ребенка, которым он когда-то был.

Уже первый фильм Барри Дженкинса «Лекарство от меланхолии» был точным, преисполненным чувственной правды слепком состояния ума, души и сердца чернокожих парня и девушки из Сан-Франциско конца 2000-х. Что ж, в «Лунном свете» подававший большие надежды режиссер ухитрился сделать следующий, огромный шаг вперед. Полный метко подхваченных, но никогда не педалируемых, не пережатых деталей из жизни черной Америки (и конкретно окраин Майами), этот триптих о детстве, юности и взрослении паренька, внутри которого бурлит тревога открытия собственной сексуальности, складывается в подлинную кинопоэму. Предмет этой поэмы — боль взросления, застарелые душевные шрамы и те версии каждого из нас, которые мы пытаемся скрыть, обнулить, изменить. И финальная глава, состоящая более-менее из одного долгого диалога, — возможно, самые душераздирающие двадцать минут в кино этого года.

Фокус в том, что повествуя о тонких, болезненных материях, «Лунный свет» ни разу не скатывается ни в спекуляцию на гей-ориентации своего героя, ни в заламывание рук по поводу бед черной жизни, ни даже в элементарный мелодраматический пафос. Дженкинс отказывается видеть в этом фильме трагедию — даже когда кажется, что мир, окружающий Широна, напрочь разучился любить. Все дело в том, как он снят — любовь, восторг перед реальностью источает не только бесконечно одинокий герой, но и сама камера, обнаруживающая красоту не только в лучах лунного света, но и в пейзажах пропесоченных флоридских гетто, в головокружении униженного и избитого подростка, в упрямой позе отказывающегося от своей природы взрослого. И эта любовь неизбежно передается и зрителю — так самая грустная история на свете становится поразительно жизнеутверждающей. Кажется, именно за этим мы ходим в кино, разве нет?