Дылда (2019 год)

Послевоенный Ленинград. Ия, прозванная за свой рост Дылдой, работает в госпитале и воспитывает маленького Пашку. Иногда Ия застывает на месте и не может ни говорить, ни двигаться, ни думать – последствия фронтовой контузии. Во время игры с ребенком с ней случается приступ, и Пашка погибает. А через несколько дней возвращается с фронта боевая подруга Ии Маша – именно ее ребенка воспитывала Дылда.  

Ученик Сокурова Кантемир Балагов – новая надежда нашего кино. Уже второй его фильм подряд попадает в Канны и впечатляет там критиков ФИПРЕССИ. За «Дылду» Балагов получил еще и Пальмовую ветвь как лучший режиссер программы «Особый взгляд», и можно было бы предположить, что картина 27-летнего режиссера — настоящий шедевр. Увы, это не так. «Дылда» – скорее обещание великолепного кино, нежели его воплощение, и это тем более обидно, что первую половину фильма Балагову очень хочется верить.  

Впечатление, которое произвела на режиссера Светлана Алексиевич с ее текстом «У войны не женское лицо», видно невооруженным глазом. «Дылда» пытается говорить о войне так, как сегодня не принято – с почти поэтическим ужасом, с броской трагедийностью, которая в то же время далека от героического пафоса. Это не история о подвиге. Это история о жизни после него. Изувеченность героев подчеркивается изувеченностью пространства, в котором мало что обычного и повседневного для нас: нигде нет собак и кошек, зато есть множество людей без рук и ног, назойливо лезет в глаза красный и зеленый – густая трава, которая хорошо растет из густой крови. Неспособность Маши родить приобретает черты не личной, а глобальной катастрофы – как и припадки Ии, ставшие причиной смерти ребенка и открывшие ворота в ад, где нет места ни дружбе, ни любви, ни жалости.  

Собственно, здесь и начинаются проблемы. Пытаясь выстроить кино с символикой, понятной абсолютно любому зрителю, Балагов пережимает с использованием очевидных до театральности приемов. Маниакальная улыбка буквально приклеивается к Маше. Короткие реплики звучат все более нарочито. Цвета становятся жирными, чавкающими, противоестественными до такой степени, что поверх них едва ли не сияет надпись «режиссерская находка». Визит Маши в дом будущего жениха выглядит вставной сценой – как если бы Балагов на материале Алексиевич пытался снять фильм «Праздник». В итоге к концу «Дылда» теряет весь заработанный кредит доверия: сопереживать героиням, из которых выпивают жизнь искусственные позы, слова, поступки и жесты, совершенно невозможно.  

Отдельно хочется поговорить о гомосексуальной линии в «Дылде», которую Балагов категорически отрицает: «Номинация на "Квир-пальму" меня немножечко раздражает, потому что это сильно упрощает взаимоотношения между героинями. У меня не было никакой ЛГБТ-мотивации, гомосексуальной мотивации. Это история о том, что человеку нужен человек, а не женщине нужна женщина». Можно предположить, что эти слова были сказаны ради попытки защитить свое детище: пальмовая ветвь Канн за освещение ЛГБТ-темы наверняка поставила бы на российском прокате крест, а на режиссере клеймо, с которым не справился бы даже продюсер Роднянский. Если же позиция Кантемира Балагова искренна, то она выдает человека, даже отдаленно не знакомого с тем, о чем он снимает. При этом совершенно волшебным образом у него и его соавтора Александра Терехова получился классический сетевой ЛГБТ-роман, с изнасилованием втроем, прощением и финальным созданием семьи. Более того – он очень убедительно сыгран Василисой Перелыгиной и Викторией Мирошниченко.  

Абсолютно нездоровый с психологической точки зрения, этот сюжет едва ли не самый распространенный в любовных романах, в том числе об однополых отношениях. Именно такие книги, которые массово пишутся женщинами для женщин, поддерживают ролевую модель «кротость города берет». Балагов снял не лучшее кино – во многом искусственное и ученическое. Но тот мир, который «Дылда» открывает российскому зрителю – изломанный, изуродованный, холодный Ленинград с хроническим ПТСР, жестокостью и виной, покорностью и вовлеченностью в токсичные отношения – до сих пор обыденное, естественное женское состояние. И поэтому все комплименты в адрес Кантемира Балагова, включая Каннскую Пальмовую ветвь, пожалуй, заслужены. Другое дело, что, если мы будем дальше, например, отрицать явно показанную женскую влюбленность и называть ее «упрощением», война не закончится никогда.