Калина красная (1974 год)

В деревне Садовая Архангельской области есть ровно две улицы. Первая зовется Зеленой, вторая — улицей Шукшина. Здесь с 2011 года проводится фестиваль социального документального кино «Человек в кадре» — на месте съемок «Калины красной», фильма, стоившего жизни его создателю. В доме Байкаловых, где проходили съемки застолья, ничего не изменилось. Смотритель дома, Игорь Лоншаков, следит за ним, как за музеем. Посетителям запрещается притрагиваться к любому из предметов в доме — это память: «На съемках целую стену пришлось снести, чтобы Василий Макарыч мог снимать нормально. Больше ничего трогать не дам!».

В трепетных чувствах к каждой детали интерьера, несущей в себе многолетнюю историю, — не только отношение жителей деревни к любому из всего-то десяти домов в Садовой. В них дань памяти Шукшину, который сам стремился в своих фильмах запечатлеть оголенный нерв души русского человека из глубинки. «Калина красная», с таким трудом дошедшая до советских кинотеатров, стала лебединой песней режиссера и сценариста: через несколько месяцев после премьеры Василий Макарович умер от инфаркта миокарда во время съемок в фильме «Они сражались за Родину». Но не сделать эту картину он просто не мог.

Создание «фильма про современность» было обязательным условием для того, чтобы перебравшемуся на «Мосфильм» Шукшину выделили средства на съемку эпического полотна о Стеньке Разине. Это была мечта, самый амбициозный проект режиссера. А Шукшин для руководства был человек не самый удобный еще со времен учебы во ВГИКе. Там 30-летний «студент» дебоширил напропалую: то с польским студентом по обмену подерется, то Людмилу Гурченко обвинит в «подражании западным актрисулькам», то своим однокурсникам во главе с Андреем Тарковским заявит, что намерен их «обогнать», когда последний вернулся с Венецианского кинофестиваля с призом за «Иваново детство».

Спустя полвека после этого «Калина красная» и правда отправилась в Венецию «обгонять», правда, уже в статусе классики. Поэтому даже парадоксально, что изначально последний фильм Шукшина был компромиссом между руководством киностудии и режиссером. А вот достичь компромисса с самим фильмом было нелегко на протяжении всего периода съемок. Тогдашний руководитель «Мосфильма» Николай Сизов, бывший председатель Мосгорисполкома и давний приятель Шукшина, так и не смог выбить от руководства партии достаточный бюджет для съемок, потому что тема тюрьмы считалась в Союзе табуированной, нежелательной. Единственное, что Сизов смог сделать для Шукшина, которого просто не принимали на «Мосфильме» в силу давней конфронтации с более либеральным «Ленфильмом», откуда Василий Макарович пришел — это допустить до съемок постоянного товарища Шукшина, оператора Анатолия Заболоцкого.

Остальная группа состояла либо из не нюхавших ни пороху, ни пленки зеленых новичков, либо из раздолбаев, которые работали будто из-под палки: например, в сцене, когда Егор Прокудин брызгает кипятком на Петро, работали лишь актеры и Заболоцкий — остальные члены съемочной группы загорали и купались в речке. Сам оператор рассказывал о разговорах, которые велись за спиной режиссера: «Феллини снимает «Амаркорд» и «Рим», а Шукшин березки гладит. Явился для укрепления «Мосфильма»…». Но тут уместно процитировать самого Шукшина, который сказал однажды Андрею Тарковскому: «Вы сопротивляйтесь. Я не люблю, когда мне зажигают зеленый свет!».

В итоге через это самое сопротивление родилась и сама картина, и ее герой, и конфликт, который этот герой переживает. Ведь Егор Прокудин по кличке Горе — вор-рецидивист, которого вообще по-хорошему неясно как воспринимать в качестве положительного персонажа. Но почему Шукшин, интеллигентнейший и образованный человек, задумал такого персонажа, да еще и сам сыграл его? Что его привлекало в заведомо списанном со счетов «откинувшемся», который, по его же собственным словам, «40 лет живет, а сказать нечего»? Наверное, именно это и привлекало. Егор Прокудин, встав на дорожку преступности, свернув не туда, в итоге отчаянно пытается что-то сказать.

Парадоксально, что при этом фильм о человеке, которому «сказать нечего», моментально разошелся на цитаты не только среди шестидесяти миллионов человек, посмотревших «Калину красную», но и среди всего населения страны: вспомнить хотя бы гениальный панчлайн «Сделаю из вас букеты и закопаю — головками вниз!». Видимо, за это и болел Шукшин: на самом деле этому крестьянину, оторвавшемуся от родной земли, много чего есть сказать — но судьба его заведомо предопределена. В стране, пережившей не один десяток лет репрессий, не одну сотню лет крепостного права, тема тюрьмы как чего-то естественного, входящего в жизнь человека, как гость в знакомый ему дом — далеко не нова. Фильмы про тюрьму и уголовников выходили и будут выходить: «Опасные друзья» Владимира Шамшурина, «Альпийская баллада» Бориса Степанова, «Побег из тюрьмы» Радомира Василевского, целая серия фильмов на излете 80-х («Гу-га», «Храм воздуха», «Лошади в океане»). Но «Калина красная» — кино о том, как человек и его окружение вытравливают из него тюрьму: любовью, дружбой, связью с Родиной.

Постепенно Егор Прокудин снова обретает радость труда: садится за трактор, можно сказать, заново становится гражданином. Те самые березы, которые он гладит — как символ России, которая теряется за всеобщей коллективизацией, застройкой городов, постепенным отчуждением человека от своей родной земли. Умирание деревни, крестьянского уклада жизни — постоянная тема Шукшина, «мужичка с Алтая», как звали его коллеги между собой. Показывая обретении Егором самого себя в компании малознакомых, но близких ему по духу людей, режиссер не преследует морализаторскую цель. Таких в России много, Прокудин просто умудрился за множество лет, проведенных в лагерях, не потерять человеческое достоинство. Шукшина не интересует прошлое героя — его интересует настоящее, которое менялось у него на глазах.

И вот эта боль за русского человека, которую Василий Макарович проносил в каждом своем произведении, в каждом снятом фильме, в каждой сыгранной им роли — она его в итоге и сгубила. Шукшин носился с фильмом, как с писаной торбой, борясь с нещадными правками за авторством тогдашнего председателя Главкино Олега Даля — а от давнего пристрастия к алкоголю развивалась язва желудка, режиссер постепенно терял и силы, и здоровье. Старшие коллеги между тем продолжали вставлять палки в колеса, требуя вырезать целые сцены. Шукшин резал — лично, не доверяя монтаж никому другому, несмотря на запреты врачей.

Потом уже, когда Шукшин скончался, все поняли, что гибель Егора Прокудина в конце фильма была в некотором роде пророческой — уж больно не любил Василий Макарович смерть главного героя в кадре, считал это слишком сильным давлением на зрителя, но и не убить своего героя не мог. И уже постфактум, после триумфального успеха «Калины красной», к нему на могилу пришли многие из старых недоброжелателей, включая режиссера Станислава Ростоцкого. Это он вместе с Татьяной Лиозновой и Григорием Бритиковым закрыл так и не реализованного «Стеньку Разина» на стадии разработки на студии Горького. Он отказывался дать Шукшину главный приз за последний фильм на кинофестивале в Баку, где был председателем жюри.

Его можно понять: Ростоцкий, ветеран Великой Отечественной, хотел дать награду картине Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Но Быков сам вступился за «Калину красную», сказав: «В списке, где будет Василий Шукшин на первом месте, я почту за честь быть хоть сотым. Ведь моя картина — это рядовой фильм о войне, а его — это настоящий прорыв в запретную зону, прорыв в сферу, о которой раньше и думать-то не позволялось. Так и передайте мои слова руководителям фестиваля». Сейчас никто об этом конфликте не помнит. А самому Шукшину наверняка все это было и неважно, ведь для него ключевым элементом был человек в настоящем. Такой, как Егор Прокудин — персонаж настоящего времени, актуальный и нужный даже спустя сорок лет.